Воспоминания ТЕЛЕЛЯЕВА А.Л.


Венгрия


27 июня 1944 г. венгерское правительство объявило войну СССР.

23 сентября 1944 г. наш корпус вступил на территорию Венгрии в составе 2-го Украинского фронта. Заехали в село поздно вечером. Темно. Нигде не видно местного населения. Загнали машину во двор. Дверь дома не заперта. Ребята зашли в дом, зажгли фонарики. Все убрано, чистота. Заинтересовались особым строением печки, наподобие нашего горшка, только перевернут.

Бойцы заметили, что в печке что-то есть овальное, похожее на большую противотанковую мину, были такие. Принесли длинную тонкую жердь, спрятавшись за стену, этой жердью стали шевелить неизвестный предмет. Взрыва нет. Решили при общем согласии постараться вытащить из печки этот предмет. Всех удалили подальше. Только один смельчак остался, сказав:

- Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Взял жердь в руки, вставил в печь и пытается вытащить этот таинственный предмет. Наконец после многих попыток упал на пол. Взрыва нет. Да удар о пол был каким-то глухим. Через некоторое время решили все подойти, осветили фонариком. Похоже на большую булку хлеба диаметром почти полметра, высотой 20-25 см. Отломили кусочек руками, вроде хлеб. Проводов нигде не видно. Если так, то хлеб наверняка отравленный, иначе б не оставили.

Стали нюхать, пробовать на вкус – хлеб. До того распробовались, что всю булку съели и смотрят друг на друга. Все нормально, ни у кого нет неприятностей и никто не умирает. Вот так незаметно прошла первая ночь.

Светает. Появилось местное гражданское население, вначале мужского пола, а потом и женского. Мы внимательно смотрим. Одежда у них какая-то специфическая – мужская, но не та, что мы носим. У женщин и особенно девушек кофты, юбки или платья с вышитыми орнаментами, тоже не знакомы нам. Подходят к нам, в знак приветствия кивают головой. Мы тоже так же. Слышим смех даже в их группе. Люди как люди. Чистота в селе.

Почему сопротивляются, почему так преданно служат венгры фашистской Германии, фашистскому режиму? Тогда как многие народы Европы ненавидели этот режим. Вышли из подчинения Гитлеру Италия, Румыния, Польша, Финляндия и другие, а венгры продолжают воевать.

Уже почти светло. Золотая осень, тихо, еще тепло. Поздние фрукты еще дозревают. Это наверняка не отравлены, пробуем. Выходит мужчина средних лет. Я его спрашиваю: - Венгр? Он протяжно отвечает: – Мадьяр (по нашему венгр). Они себя называют мадьярами.

Открывает небольшой магазин с запчастями. Смотрю, увидел свечи. Попросил у него, он дал. Я покрутил в руках и объясняю – еще пять штук дай. Он дает, предлагаем деньги, он отказывался. Я тут же пошел к машине, позвал шофера Яшку Лысенко и дал свечи. Он ввернул их в мотор. Завел машину, газанул. Даже тронул машину назад, вперед, еще газанул. Заглушил машину, вылазит из машины, жмет мне руку.

- Спасибо тебе за заботу.

Проходит световой день. Население нас не боится, принялись за свое сельское хозяйство. Подносили к нам фрукты и другие их деликатесы. Особенно у них много кукурузы. Построен небольшой сарайчик и там просушивается кукуруза.

Когда мы пересекли границу СССР, то нас предупредили строго, за мародерство, насилие расстрел на месте. Мы уже побывали в Румынии, Болгарии. И ничего такого не было.

Строят дивизион, естественно побатарейно, повзводно и по расчетам.

- Наша бригада вступила на венгерскую территорию. Мы должны освободить венгерский народ от немецкой оккупации. Народ нас ждет, тому пример здесь мадьяры рады нашему прибытию к ним. Корпус приступает к выполнению поставленной задачи.

После небольшое затишье, что-то офицеры поговорили, повернулись лицом к строю и дали команду:

-Телеляев, выйти из строя!

Я вышел, повернулся лицом к строю. Слышу, говорит старший лейтенант Романов (контрразведчик СМЕРШ):

- Перед вами стоит, вы его хорошо знаете как хорошего бойца, а он оказался мародером.

У меня по спине забегали мурашки, мне стыдно перед строем. Теперь расстрел. В сознании мгновенно пролетело все, что было с булкой хлеба. Да я и был там мало, ушел по своим делам. И больше ничего не помню. Как когда-то было на Украине, когда я свою пушку вез к скирде по приказу, переданному от имени командира батареи Половинкина. Контрразведчик остановил нас, навел на меня пистоле и говорит:

- Куда бежишь, почему панику поднимаешь?

Стоит в 3-х метрах от меня, а я на ступеньке "студебекера".

- Расстреляю как дезертира. Почему вывез пушку?

Я говорю одно слово:

- Приказ.

- Кто дал?

- Не помню.

Твержу свое – приказ. Наконец спас меня от расстрела тот же Половинкин.

На пистолет я не смотрел, а смотрел на отступающую пехоту. И особенно на минометчика с плитой, как немецкий пулеметчик бил по нему, попадая в плиту. Плита его спасла. Я увидел бегущего к нам Половинкина, у него всегда шинель расстегнута и развивается от ветра. Романов стоит и держит направленный на меня пистолет. А я почему-то не испугался. Когда увидел его, показываю рукой в его сторону и говорю: - Он!

Романов: - Твое счастье, расстрелял бы как дезертира.

Точно так и здесь, вроде ничего не делал, обозвали мародером. Кто-то из строя выкрикнул:

- А что он сделал?

- Неважно!

Про свечи я забыл.

После того, как распустили строй, мы разошлись по своим машинам, подходит начальник штаба Зеленкевич – хороший человек. Я ему:

- Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

Он подходит с улыбкой на лице.

- Я не понял, почему меня назвали мародером?

Он:

- Я понимаю тебя, обидно. Ты попросил свечи, предлагал деньги, мадьяр не взял. Когда шофер попробовал на своей машине, то потом шоферам сказал. Те естественно тоже пошли, взяли и у него свечей не осталось. Вроде разграбили. Вот так мы все это узнали. Это наука всем. За мародерство расстрел. Тем более не посчитались с тем, что ты первым награжден орденом Красного Знамени.

Наконец я успокоился. И вскоре команда: - По машинам!

 

Войска 2-го и 3–го Украинских фронтов пошли в наступление на Будапештском направлении.

6 октября началась Дебреценская операция на территории Венгрии.

18 октября освободили румынский город Орадеа-Маре.

20 октября освободили г. Дебрецен. Войска продвинулись от 130 до 275 км. В начале пытались румыны освободить, но не смогли. Тогда дали приказ 63-й мехбригаде и мы вечером поздно ворвались в город. Танки пошли в обход, немцы отошли. Было много власовцев, так называемые РОА - Руская Освободительная Армия.

 

Дебрецен чистенький город, дома, в основном, одноэтажные, разрушений практически нет, гражданское население попряталось.

Вновь команда – отбой! Это значит пригнать машины, подцепить пушки, строиться в колонну. Осень, октябрь месяц, утром свежо, днем и особенно в полдень тепло. Мы двинулись на другой участок по плоскогорью – ровное, как стол. Перед спуском колонна остановилась. Шофер Яшка Лысенко открыл капот студебекера и что-то колдует. Я тоже спрыгнул с машины, стал на бампер и смотрю, что делает шофер. Шофер через некоторое время говорит:

-Ни как не пойму, что барахлит, не то свечи, а не то карбюратор.

В это время подходит начальник штаба старший лейтенант Зеленкевич, среднего роста, коренастый, плотный, по национальности – белорус. Уж очень опрятный. Правда у него условия другие, не как у нас. Все больше с бумагами возится, да у рации сидит, образованный, начитанный. Уж больно чистоплотный, обмундирование выглажено и всегда чистый подворотничок, чего не скажешь про нас. Подворотничек есть, пришит, но он мало чем отличается от гимнастерки. Подошел и говорит:

- Надо ехать.

Я ему говорю:

- Товарищ старший лейтенант, вы поезжайте, сейчас Яшка ввернет свечи и мы вас догоним.

Штабная машина обычно находится в середине колонны дивизиона. Наша машина с пушкой ехала первая, так как первое орудие первой батареи. Он сказал: - Хорошо, - и пошел к машине. Небольшой промежуток штабная машина вместе с кухней проехали мимо нас.

Шофер заворачивает свечи. Шел довольно большой уклон с поворотом налево. Шоссе широкое, ухоженное, все шоссе видно. До поворота от нас полтора километра, и дальше примерно такое расстояние. И там было озеро, которое скрывалось за деревьями.

Шофер вворачивает последнюю свечу и вдруг бойцы ахнули. Я лично выстрел не слышал. Когда обернулись лицом куда поехала колонна – машины нет и кухня исчезла. Шофер закрывает капот и говорит:

- Поедим.

Штабную машину и машину, которая везла кухню немец уничтожил. Он их сбил, они по инерции улетели в овраг. Я говорю:

- Яша, а ехать надо.

Отвечает:

- Поедим.

Я встал с левой стороны на подножку, прижался к кабине. Шофер завел машину, поехал. Я уже говорил, что шофера у нас были опытные. Не проехали по шоссе эти полтора километра, а проехал метров пятьсот, свернул налево, пересек шоссе в удобном месте и помчался по полю. Выстрел по нас был, снаряд пролетел выше, чиркнул по кабине и улетел дальше. Я стою на подножке – ни жив, ни мертв, пощупал себя левой рукой, вроде все цело, а не верится. Примерно так же сделали все машины с пушками, проскочили. По всем стреляли, но не попали. Оказывается около озера стоял танк в засаде, пристрелял поворот дороги. Так машины на повороте замедляют ход, цель хорошая. Так, пренебрегая собственной жизнью, спас нам жизнь Яшка Лысенко.

Чему быть – того не миновать. Значит нам повезло. Кухню разбило, а как мы теперь без кухни. На обед дали сухой паек, на ужин была новая кухня с готовым ужином.

Немец стреляет периодически по нам и снаряды падают в воду, взрываясь, глушат рыбу, которая по поверхности вверх животом. Построены летние домики у озера, много лодок, то есть все условия хорошо отдохнуть. К вечеру похолодало, все же октябрь месяц. Надели шинели. Кому-то в голову припала мысль:

- Ребята, давай наберем рыбы и сообразим ужин.

Сказали – сделали. А для большей верности прихватили с собой две РГ и две Ф-1 и противотанковую – благо их много было у нас. Немец постреливает по площади, рыбы всплывает все больше. Садимся в лодку с бойцом. Лодка какая-то вертлявая, неустойчивая, того и гляди перевернется. Как сели в лодку, назад ходу нет, без рыбы не возвращаться. Мы отъехали метров 50, набираем руками рыбу, которая плавает, а ту, которая хвостом не трепыхается не берем. Ребята на берегу наблюдают за нами, дают указания, какую брать. Набрали порядком. Решили для пущей важности сами попытать счастье. Бросаем наши ручные гранаты Ф-1 и РГ. Гранаты взрываются через 4 секунды и что-то не удачно, не всплыли. Тогда мы отплыли немного, я спрашиваю:

- Ты плавать умеешь?

Он отвечает: - Да, барахтаюсь немного.

- В случае чего, держись за лодку.

На фронте уже больше года, бросал гранаты и РГ, и Ф-1, приходилось бросать и противотанковую. Далеко не бросишь, тяжелая, от силы 15-20 метров. Это на земле, я же бросаю с лодки, неудобно. Бросил…

Когда я очнулся, не понял, что случилось, и где я, и почему. Небо не вижу, кругом меня вода и что-то белое. Только тогда я вспомнил – это же рыба, которую мы собирали. А когда противотанковую гранату бросил, видимо от силы на 10 метров, взрывной волной лодку и перевернуло.

Я вынырнул из-под лодки, мой товарищ бултыхается, держась за лодку, к нему присоединился и я. И поплыли, держась за лодку к берегу. На берегу собрался весь дивизион, смех нам слышен. Наконец выбрались из воды. Мы же в шинелях, сапогах – все мокрые.

Хорошо, что в одном домике горели дрова в железной печке. Нас завели в этот домик, помогли раздеться. Ребята разобрали наше имущество и сушат около печки. Мы двое, как наш предок, стоим в чем мать родила, только зубами клацаем. И смех, и грех. Подходит командир дивизиона майор Алферов и говорит:

- Ну, милок, наловил рыбы?

Отвечаем:

- Вот она под лодкой.

- Как это ты сообразил бросить противотанковую гранату, ведь ты бросал ее и не раз. И знаешь, что она взрывается от прикосновения к поверхности, не так как РГ или Ф-1.

- Я знаю. Товарищ майор, видимо у меня в голове что-то замкнуло.

- Смотри, чтобы больше не замыкало…

Принесли нам сухое белье. Санинструктор Даренштейн 1   не поскупился спиртом, да еще растирали спиртом. И вскоре поехали дальше. Последствия какие – ни каких, даже насморка не было. На фронте не болеют. Нельзя. Механизированные войска всегда в движении.

 

29 октября началась Будапештская операция. Наш 7-й мехкорпус 2 ноября вышел с юга на подступы к Будапешту.

Нас часто перебрасывали с одного участка на другой. Весь дивизион оказался около города Мишкольц. Постепенно теснили войска противника. Осень прошла, последний месяц, золотая осень. К обеду становилось довольно тепло. Даже шинель можно снять. Недалеко от огневой позиции находилась скирда сена. Немцы методично обстреливали нас. К обеду к скирде подошел замполит, принес газеты, а кто написал письмо, заберет и отошлет.

Наш санинструктор Даренштейн, в годах, на себе испытал первые месяцы войны. Отходил до Ясной Поляны Л.Н. Толстого. Свое дело знал в совершенстве. Повязка, наложенная на руку, будет держаться на месте. Часто приходил, когда немцы накрывали нас огнем. Бывало кричит:

- Есть раненные?

Если есть, то перевяжет, а то уведет в тыл. Некоторые жаловались, что-то мерзну, или в глотке першит, или зуб болит, то он даст фляжку со спиртом на пару глотков. Однажды отзывает мой расчет в сторону, у него появилась вторая фляжка, говорит:

- Вас беспокоят насекомые, вот я достал средство, как от них избавиться. Необходимо снять теплую рубашку, легонько намазать по рубцам.

И все это демонстрирует на одном бойце.

Хорошо что тепло, все-таки ноябрь. Весь расчет и все огневики нашей батареи принялись под его пристальным контролем обрабатывать нижнее белье. Все справились с обработкой белья. Подошел я, он достает фляжку и инструктирует, как обрабатывать нижнее белье – но не усердствуй, будет плохо. Часть ребят ушли к пушкам. Снял я рубашку – обработал, спустил до колен кальсоны – тоже обработал, как он говорил. Я еще не закончил, приехал командир дивизиона майор Алферов. Спрашивает меня:

- Милок, ты чем занимаешься?

- Вот насекомых гоняю, чтоб больше не заводились.

Он здорово заикался, последствие контузии. Поясняю:

- Даренштейн достал мазь от вшей, говорит хорошо действует, Называется "Млаке", похожа на горчицу с приятным запахом.

Он:

- А мне можно?

- Если они есть эти насекомые, то да.

-А у кого их нет на фронте. Четыре месяца не вылазим с передовой.

Всех бойцов отослали подальше. Объяснил ему как обрабатывать белье и предупредил, что особенно не усердствуйте, может быть неприятность. Дал ему фляжку, он отошел за скирду. В скирде было углубление наподобие шалаша. Майор залез туда, принялся за работу. Через некоторое время он вылез из шалаша, отдает фляжку с этим снадобьем и говорит:

- Я приехал по поводу приятного случая. На одного командира орудия подали ходатайство на присвоение ордена Ленина и медали "Золотая Звезда", то есть на Героя.

- За этим, - говорю, – дело не станет.

Послали к машине за канистрой с вином. Солнышко припекает, майор ведет себя беспокойно, чаще шевелит брюками наподобие кузнечного меха. Он явно переусердствовал с этим снадобьем, да взял и мазанул в паху и подмышками. И кожа начала воспаляться, жжет. Нужен свежий приток холодного воздуха, помогает. Мы все это видим, а некоторые испытали на себе. Как будто скипидаром натерли. Майору невтерпеж. Расстегнул брюки, прогоняет воздух, а нам смех. Отойдем за скирду, смеемся. Я подхожу к майору и спрашиваю:

-Вас беспокоит?

- Не то слово беспокоит, горит, особенно в паху между ног и подмышками.

- Я же говорил вам, не усердствуйте, а то может неприятность быть.

- А я подумал, что жадничаешь, Думаю намажу от души, чтобы избавиться от этой напасти. Откуда только они берутся?

Да, и смех, и грех. Неделю мы не видели командира дивизиона. Через неделю стал ходить, старался пошире ставить ноги в сторону для лучшей вентиляции. Солдаты, когда увидят Алферова, стараются уйти в сторону. Больно смех берет, как он ходит.

 

Бои в Венгрии были жестокими, как говорится, противника приперли к стене. Нам тоже туго пришлось.

Когда были в Румынии в Орадеа-Маре, доукомплектовались нас людьми и техникой. Пришли ребята 26-го года рождения и пожилые с Украины и Тульской области. Ко мне попали в расчет Лапонога и Моисеенко лет под 35-40. В течение недели усвоили нехитрые обязанности орудийного номера, не всегда кланялись свистам пуль, шипению осколков, разрывам бомб и снарядов. Показали себя с хорошей стороны. Только Лапонога озадачил меня однажды ночью.

Вошли в прорыв, углубились в тыл к фашистам. Ночью улеглись спать в машине. Выставили часовых. И вот среди ночи Лапонога тревожным голосом жалобно называет меня:

- Сержант, а сержант, встань, подывысь.

Растолкал меня и говорит – подывысь. Что дывысь? Ночь облачная взлетают осветительные ракеты, так всегда было. Он опять – дывысь. Я – ну его дывысь, ничего не видно. А он:

- Ты шо, ракеты не бачишь, то нимцы пуляют. Значит мы окружены. Як будым воевать.

Я ему:

– Так и будем воевать.

Для него было страшно, он первый раз в такой ситуации. Бывает окружают, но днем мы прорываемся и движемся в нужном направлении. Или выручают нас или мы кого. Бригады нашего корпуса – это же механизированные войска на машинах или на танках. В дальнейшем Лапонога освоился и вел себя как будто ничего не случилось, не паниковал.

Однажды подошел ко мне, молчит. Через некоторое время, переминаясь с ноги на ногу, Лапонога заговорил:

- Сержант, я хочу "свое" сало.

Я не пойму к чему он клонит, что означает "свое" сало. Он украинец, сало ел с удовольствием. Я же практически не употреблял. Когда мы входим в прорыв, у нас есть НЗ (неприкосновенный запас) – американское сало "шпик" и свиная тушенка, колбаса. Я ему говорю:

- Иди к старшине Шапиро, попроси , он дает.

Лапонога:

- Ни, я хочу "свое"

Я не пойму слово "свое". Вступает в разговор его друг Моисеенко, говорит:

- Мы обнаружили хорошего кабана, людей нет, надо бы засолить сало. Машина своя, место есть. Тогда я говорю им:

- А разве вы не знаете, чем это пахнет, может быть неприятность. Я уже испытал за свечи к машине.

Оба:

- Там никого нет, мы его спрятали в стороне. Мы чисто сработаем. Нам бы два ящика из-под снарядов для засолки сала.

Вот, что означает "свое" сало, то есть собственного посола. Я спрашиваю:

- А мясо куда денете, кабан видимо большой?

- Да, порядочный, сало засолим, а мясо не треба, мы его на кухню сдамо.

- А снаряды куда денете, ведь в каждом ящике пять снарядов?

- Сховаем и при первой возможности по немца пустым. Ящики с салом поместим внизу и никто не догадается, будут как ящики со снарядами.

Я говорю Лапоноге:

- Скажи заряжающему, чтобы дал два ящика.

На этом разговор завершился. Мы практически всегда вместе, когда они все сделали, я так и не узнал. Приходим кушать к кухне на обед. Повар разливает борщ по котелкам. Поваром у нас был по прозвищу Иван-гора, ниже среднего роста, шеи нет – голова и грудь за одно, широкоплечий, сильный. Пушку один везет. Налил мне в котелок и бросил большой кусок мяса. Ложку воткнул в борщ, она стоит. Вот это настоящий борщ. Сел кушать и сразу понял – это свинина. Когда они сработали, не знаю. Этот борщ и мясо ел и контрразведчик Романов, но не поинтересовался, откуда мясо. Видимо "специально" не обратил внимание. Лапонога доволен – ест свое сало.

Потом освободили Венгрию, Чехословакию. День Победы встретили в Праге. Наш 7-й мехкорпус перебросили в Монголию. Чтобы огневики не отвыкли рыть огневые, раз в неделю мы копали огневую, благо земля оказалась суглинком, поддается лопате хорошо. Молодость есть молодость, они подзадорят Лапоногу, он их разгонит – я сам зроблю. А тем то и надо. Подхожу к огневой, сидит один Лапонога, остальные в стороне. Сидит и сало ест с хлебом. Я его спрашиваю: - Лапонога, ты чье сало ешь? Он: - Свое!

- Как свое? Ты засолил два ящика сала в ноябре 44 года.

- Да просыв два, это точно. А подойшев к заряжающему, цыкнул на него. Говорю – дай нам пьять для засолки сала. А снаряды сховай, мы их перше по нимцам пустым.

Лапонага засолил пять ящиков сала. Жаль, что я не попрощался с ним и Моисеенко. Мне дали отпуск, я уехал домой, а когда приехал, их не было. Вместо них пришел 27-й год, в основном, с Украины.

 

Приехали на новый участок фронта В дивизионе осталось 8 пушек. Больше пострадала третья батарея – осталось всего две пушки. Поставили пушки на отроге плато, которое понижалось к горам. Самая левая стоит первая батарея, правая – третья батарея. Подравняли площадку для пушки, подкопали под сошники, подготовили снаряды. Стали рыть себе окопы. Наступила зима, декабрь месяц, температура -10-15°, да еще ветерок. Бой круглосуточно в поле. Роим окопы, сверху как обычный окоп, а через полметра расширяем боковины до тех пор, чтобы могли отдыхать по двое. Додумались смастерить "печь". Н ногах вырыли нишу глубиной 0,8 метра, в высоту 0,5 метра, пробили сверху отверстие, вместо трубы. Хорошо, что земля промерзла всего на полтора штыка лопаты, печь готова. Сверху окоп накрываем подручными материалами да еще земли набросаем. Оставляем люк, чтобы залезть в окоп. Дров нет, собираем хворост, затопим. Горит хорошо, если хворост сухой, то и дым не заметен. Но если сыроватый, то из трубы валит как у паровоза. Немцы дым видят, окопы нет, так как пушка и окопы на противоположной стороне. Они не видят нас, когда мы ходим, пушки тоже не видят, а окопы тем более. Немцы как увидят дым, тут же из минометов открывают огонь. Если дыма нет, то покой, не стреляют. Тогда мы задумались, что надо сделать, чтобы не было видно дыма. Сверху отверстия приспособили рассеиватель дыма и топить только сухими дровами. Если кто это не выполняет, печь ликвидируется.

Первую неделю мы как бы приживались друг к другу. Они стреляют, мы тут же отвечаем. Они не стреляют и мы их не беспокоим. Вот так мы находились недалеко друг от друга.

Немецкая передовая тоже находится на отроге плато с другой стороны, мы их тоже не видим. Отроги как щупальца громадного осьминога. Между ними лощина довольно ровная была засажена кукурузой. Урожай убрали, а из стеблей сделали копны в виде шалаша, видимо для просушки, там часто идут дожди.

Расстояние между нашими передовыми слева около километра, справа примерно 3,5 километра и отроги понижаются и сливаются с долиной. Справа подступают горы, участок похож на равносторонний треугольник. Пехоты у нас нет, да и у немцев что-то не видно. Получается артиллеристы против минометчиков.

Из штаба пришел посыльный что-то передал и в разговоре с ребятами сказал:

- Я слышал, что где-то в горах есть хранилища вин в пещерах. Вход в пещеры виден в стереотрубу с наших огневых. Разве вы не знаете?

Наши ответили:

- Откуда нам знать, мы всегда при пушках.

Поговорили между собой, кто-то из ребят:

- А не попытаться сходить туда, посмотреть, что там.

Нашлись добровольцы у разведчиков с условием, когда пойдем, то сопровождать пушкой, чтобы немцы не схватили бить прямо по нас. Решили направить двоих под охраной пушек третьей батарей. На открытом месте наводчики орудий не подпустят к ребятам немцев. Как быть, когда подойдут к входу в пещеру. Второй разведчик говорит:

- Зайдет один, наберет вина и выйдет, потом второй. Если же что случится и не выйдет, бить из пушки по входу пещеры. Второй возвращается один. Волков бояться – в лес не ходить.

На второй день позавтракали, двое добровольцев подходят к пушкам третьей батареи. При них заряжают две пушки, наводчики подходят к панорамам. Двое добровольцев, привязав канистры к ногам, поползли по-пластунски. Проползли 50 метров, оглядываются, поползли дальше. Что-то у них не ладится, сели. Отвязали канистры, взяли их в руки и пошли в нужном направлении. Наводчики следят стволами за ними. Идти им было около 3 километров. Подошли к входу в хранилище, стали, что-то обсуждают. Потом один посмотрел в нашу сторону и пошел в хранилище. Пушки замерли, цель – вход в хранилище. Сколько времени прошло сказать трудно, для нас казалось – много. Вот и показался в проходе улыбающийся доброволец. В стереотрубу хорошо видно и кажется, что это рядом. Пошел второй. Нам казалось, что он быстрей справился. Закурили, что-то обсудили. Взяли канистры на плечи и идут к нам. Стволы пушек тоже зашевелились, нацелились на разведчиков. Тишина, немцы не беспокоят. Пришли усталые, но довольные. Ребята окружили их с расспросами.

Позвонили в штаб дивизиона, сообщили, чтобы присылали человека за канистрой с вином, в канистре 20 литров. Так пользовались дарами природы. Дня через три наблюдатель у стереотрубы говорит:

- У фрицев стоят двое с канистрами и показывают в сторону хранилища вина. Что будем делать?

Тут же кто-то ответил:

- Как, что делать? Мы ходили, они нас не тронули. Пусть идут.

Они пошли, поглядывая в нашу сторону. Мы не мешали. Точно так же у входа постояли, пошел один, набрал, пошел второй. Поставили канистры, чтобы нам было видно. Покурили, взяли канистры на плечи и пошли к себе. Так по очереди мы ходили за вином. Причем вечером мы услышали мелодии, доносившиеся от их передовой. Видимо играли на губной гармошке. Вино это пили и в штабе дивизиона, где был контрразведчик Романов, но не поинтересовался, откуда его принесли.

Вскоре перебросили на другой участок фронта. Жаль, хорошее было место.

 

Нас вновь перебросили на другой участок. Определили место, нашлась пушка, не одна, а три из восьми пушек осталось. Проехали по холмистой местности, поросшей лесом. Спустились. Перед нами село в километрах двух и кругом равнина до самого горизонта. Мы свернули вправо, а две пушки поехали прямо в село. Занялись подготовкой пушки к бою. Пушку поставили в глубине леса метров на десять, впереди кустарник, который хорошо нас прикрывает. Подкопали под сошники, выровняли площадку под колесами. Подготовили снаряды, осколочно-фугасные - это для поражения людей и машин. Подкалиберные против танков. Мы готовы к действию, закурили. День зимний, декабрь месяц 1944-го земля прикрыта снегом ровным слоем. Впереди село. Через несколько минут кто-то из расчета говорит:

- Ребята, смотрите две машины и что-то сзади болтается.

Мчатся не по дороге, а вдоль опушки леса. А потом увидели и бегущих солдат. Кто это? Машины и люди скрылись за лесистым холмом.

Послал бойца узнать, кто это проехал на машинах. Пока тишина, ни звука. Плотный туман накрыл село. Появились контуры транспортеров, машин и танков. Минут через сорок прибегает боец и говорит:

- Впереди никого нет, только может противник. Две машины, которые выехали из села – это немцы, которые въехали в село – пушки Шендрика 2   и Усова. В селе оказались немцы, а наши едут спокойно. Хотели проехать село и на окраине поставить пушки. Подъезжали уже к намеченной цели, только тогда заметили немцев. Те открыли огонь по пушкам и разбили их. Люди попрыгали с машин, шофера развернулись и в лес. Хорошо, что не по машинам били. Видимо хотели захватить исправные машины, американские. "Студебекер" практически вездеход.

Посыльный говорит, что это немцы впереди, И передал, можем сняться с позиций и приехать. Хорошо так говорить. На дороге гололед. Машина в гору не пойдет. Немцы рядом, сразу же откроют огонь. Что делать, да и снарядов полно, не потащим. Машина вверху, сюда подъедет, но вверх с пушкой не пойдет, скользко.

Что будет, то и будет. Решили расстрелять снаряды по контурам в тумане. Пушка хорошая, 15-16 выстрелов в минуту, да и расстояние небольшое. По танкам бить бесполезно, а по машинам можно. Открыли массированный беглый огонь. Часть контуров загорелось, виден огонь, остальные поспешно скрылись за домами. Часть задачи выполнили, расстреляли снаряды.

Не было бы счастья, да несчастье подвезло. Так и у нас. Налетели наши штурмовики Ил-2 и начали утюжить их технику. Мелькнула мысль самим вывести пушку на холм. Нас пять человек, один на сошники, другой на дульный тормоз, двое на колесах и один помогает там, где нужно. Силенка была, не то, что было на Украине, да и опыт фронтовой больше года.

Взялись, пушка пошла хорошо, даже легко показалось. Пошли в гору, тяжеловато. Больше легли на колеса, опустились на колени, чтобы меньше скользить. Метров пять протянули, сошники в землю для тормоза, передохнем. Илы штурмуют противника. Спасибо им, у кого-то есть умная голова, вовремя нам помогли. Наконец, с огромным напряжением сил, скрепя зубами, упираясь лбом в щит пушки, вытащили пушку с самого опасного подъема. А тут подошла машина, мы поехали к штабу дивизиона, а где он не знаем.

 

20 декабря войска 2-го и 3-го Украинских фронтов прорвали оборону противника севернее и юго-западнее Будапешта.

23 декабря войска 3-го Украинского фронта освободили Секешфехервар. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов соединились в районе Есторгома, завершив окружение в Будапештской операции. Немцы и венгры яростно сопротивлялись. Шли ожесточенные бои на земле и в воздухе. Нередко наши летчики, а так же и немецкие не знали кого бомбить настолько близко находились друг против друга, не поймешь чьи войска. Попадало нам и от наших штурмовиков, и от немецких юнкерсов. Тоже самое испытывал и противник.

7-й механизированный корпус был в составе войск 2-го Украинского фронта. В критические моменты отдельные части 2-го и 3-го Украинских фронтов действовали совместно, как в боях у озера Балатон, так и в боях за Будапешт. Советские войска отразили контрудары и одно контрнаступление. Немцы применяли крупные танковые соединения без поддержки пехоты. С нашей стороны зачастую были артиллеристы, так как крупных частей не было, то танки применялись из засад. Гитлер придавал большое значение сохранению Венгрии в составе войск Германии. После потери Румынии немцы лишились нефти.

Нефтяные месторождения остались только в Австрии и в Венгрии в районе озера Балатон. В своих мемуарах Г. Гудериан вспоминает – "Гитлер не задумывался, снимал ударные части, а так же резервы с других участков фронта, бросал в район Балатона и говорил: - Если у нас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим вы должны согласиться. Но наши генералы ничего не понимают в военной экономике".

 

С 2 по 18 января 1945 г. немецкие войска нанесли три удара по нашим войскам.

Первый удар немецкие войска нанесли 2 января 195 г. на участке Дунальмаш-Банхида. В наступление перешел 4-й танковый корпус СС при поддержке 6-й армии. Участвовало до 7 танковых дивизий неполного состава и моторизованные дивизии, продвинувшиеся вглубь обороны советских войск на 27-31 км.

Второй удар обрушили 7 января 1945 г., было 110 танков на дороге Замоль-Чаквар. Был введен в бой наш 7-й мехкорпус и 1-й гвардейский мехкорпус. На данном участке за один день было уничтожено 38 танков и штурмовых орудий. В результате наши части отошли на 4-5 км в районе севернее Секешфехервара.

Третий удар нанесли 17 января между озером Балатон и Баконским лесным массивом. Немцы имели своей целью прорвать фронт, участвующими пятью танковыми дивизиями, и выйти к Будапешту с юга. "В ходе январских оборонительных боев в районе озера Балатон советская противотанковая и самоходная артиллерия фактически собственными силами смогла остановить немецкие контрудары, нанеся наступающим большие потери в материальной части и живой силе. Действия артиллерийских подразделений заслужили самую высокую командования фронта."

 

В Венгрии шли ожесточенные бои, противник пытался несколько раз перейти в контрнаступления. Ставили пушки в засады, приходилось отбиваться от наступающего противника явно с превосходящими силами. Ухудшало еще то, что у нас не было пехоты. Мы и артиллеристы, и за пехоту. Приходилось двоим вести огонь из пушки, остальным огневикам, связистам, разведчикам, санинструктору и другим выполнять роль пехотинца, отбиваясь личным оружием.

В нашей батареи осталось две пушки – моя и Саши Усова. Нас поставили на опушке лесного массива. Сзади нас в глубине леса стоял барский дом, покинутый его обитателями. Пушка от пушки находились на расстоянии 1,5 километра, пехоты нет. Где стояла пушка Усова, то у них была довольно большая землянка. Мы сменили другую воинскую часть, которая передала свой участок фронта нам. Впереди за шоссе находились немцы, шоссе шло под углом к нашей передовой. Самое близкое расстояние было 700 метров, а дальше, где стояла пушка Усова, - 2 километра. Перед нашими позициями ровное поле. Вдоль шоссе тянутся каштаны с обеих сторон. Пушки замаскированы, ходим скрытно. Говорили, что где-то человек 7 пехотинцев дозора, но мы их не видели. Между нашими орудиями была еще землянка, где был командир батареи и наши разведчики, связисты.

Ко мне пришел посыльный передал: – Ночью придет старший лейтенант артиллерист, покажешь, где поставить пушки.

Мы здесь больше недели и естественно обследовали местность, это в наших интересах, и знали ее хорошо. Действительно часовой окликнул подходящего к нам человека, обменялись паролями. Я пошел с ним на то место, где поставить пушки, у них пушки были 57-мм, специально противотанковые, тигра пробивали на расстоянии до 900 м, а наша не более 450 м. Машины приехали с пушками. Почему-то не ставят на огневую, не готовятся к бою. Этот ст.лейтенант вновь говорит, что придут еще две батареи и танковый полк английских танков "Шерман". Получилась неприятность. Я говорю:

- Куда их поставить, я не знаю.

Тогда старший лейтенант говорит:

- Ты не бойся, мы с рассветом пойдем в наступление.

-Тогда, - говорю, - здесь же и ставьте, ночь темная, да еще в лесу.

Пришли танки – высокие, пушки маломощные, плохой проходимости. Не даром говорится – на тебе боже, что мне не гоже. Тоже союзники, в 44 году мы уже и без них бьем противника.

Когда подошел к своему орудию, то там было много пехотинцев, человек 700 из 1-го механизированного корпуса. Ребята рослые, в белых полушубках, в валенках, с новыми автоматами ППС (пистолет-пулемет Судаева). Автомат хороший, безотказный, легкий, похожий на немецкий автомат "Шмайсер", только более аккуратный, приклад металлический, откидывается на корпус. То, что пехотинцу надо.

В это время минеры готовили проходы для людей и техники. Чуть стало светать, первый корпус пошел в наступление без артподготовки. Им сказали – впереди только немцы. Когда они вошли в проход, то увидели, что кто-то шевелится и открыли огонь по нашим минерам, кого ранили, а некоторых убили. Живые покинули минное поле. Начал стелиться густой туман.

Мы развели костер небольшой, принесли в термосе кушать. Завтракаем. Чувствуем что-то неладно, где ведет бой бригада первого корпуса. В обед все стало ясно. Наступающим сказали, впереди только противник. После поражения наступления в густом тумане было отмечено, что командиры танковых подразделений плохо увязали свои действия с действиями артиллеристов и пехотинцев. Танки в ходе боев в районе Замоль раздавили пять своих орудий, приняв их за немецкие. А под Бичке пехота подбила четыре, внезапно появившиеся со стороны противника, танка "Шерман", приняв их за танки врага.

Наступление провалилось. Мы вновь остались одни. Никого нет ни слева, ни справа. Мы снова стали готовиться к бою. К вечеру пошли немецкие средние танки, мы их называли "Майбахами". Мы в ожидании, все во внимании замерли у пушки. Ждем, танки подошли на 300-400 метров. Сколько их не знаем, они идут в гуськом один за другим. Ждем, наконец показались передние.

Поворачиваются, показывая свой борт. Нам это и надо, открываем огонь. У первого пошел дым, еще бьем. Дым закрыл танки, их не видно. Сделали еще 5-6 выстрелов. Слышим танки работают, но мы их не видим, оказывается отошли назад. Сколько подбили не знаем. Мне показалось четыре. Ночью пошла наша разведка, сказала пять танков стоят. Три сгорели, у двух башни пробиты. Дело сделали.

На другой день с утра пораньше готовим орудие к бою, укрепляем пушку, готовим снаряды. Пирогов 3   подкапывает под сошники, Кашкамбаев подносит снаряды, Полднева 4   послали в штаб дивизиона. Я по грудь стою в окопе слева от орудия, Абрамов 5   справа от орудия. В какое-то мгновение разрыв снаряда посреди станин пушки. Меня контузило, ничего не слышу. Поднялся, вижу у Кашкамбаева через фуфайку выступила кровь, у Абрамова левый бок так же в крови. Пирогов лежит, оторвана нога выше колена. Но я не вижу крови, ноги нет, куда-то улетела.

Я решил оказать помощь Пирогову, полез за своим пакетом, он пристегнут на левой стороне груди, а смотрю на ногу. Свою руку отдернул от пакета, пакет мне пригодится, полез к нему за перевязочным пакетом, вновь отдернул руку, смотрю на ногу. Наконец снял с него брючный ремень, перетянул ногу. Не помню, чтобы была кровь. В это время прибежал Полднев. Пришли, забрали раненого и увели ходячих с собой. Мы осмотрели пушку, ствол смотрит в землю. Вышла из строя.

Тут немцы открыли из орудий огонь по всему участку леса по нашей передовой. Мы тут же свалились в окоп и лежали минут 30, все они били из орудий по нам. При контузии если пришел в сознании, не верится, что живой. Ощупываешь себя, то руки, то ноги, да и за голову возьмешься. Кажется жив! Необходимо доложить командиру батареи, что пушка вышла из строя. Я пошел по опушке леса в направлении второй пушки. Не прошел 300 метров, как вновь фашисты открыли из орудий артиллерийский налет. Если бы я был в нормальном состоянии, видимо я вернулся или, в крайнем случае, лег бы в углубление на почве. Несмотря на разрывы снарядов и шелест осколков, я шел. Не бежал, а шел полтора километра. Подхожу к землянке, на входе что-то накрыто плащ-палаткой.

У меня в мыслях. Вчера я видел здесь теленка, уже довольно большого. Кто-то из бойцов притащил к землянке, убил и бросил в проход, чтобы осколки не рикошетили в землянку. Земля-то мерзлая, осколки хорошо отскакивают. Я прошел что-то мягкое под ногами. Мне, почти хором:

- Как ты прошел?

- Как обычно и не ранило, до вот – показываю правую руку, - что-то задело, немного кровоточит, да большой и указательный пальцы не слушаются.

Мне опять:

- Как же все же дошел при таком артналете?

- Вот так и дошел!

У самого опять мысль – убили телка и в проход положили. Теперь я спрашиваю, показывая на проход:

- А это что такое?

Молчат. У меня опять – телка убили и в проход положили. Молчат. Кто-то говорит:

- А ты посмотри…

Я встал в землянке и пошел к проходу посмотреть что такое. Потащил плащ-палатку, в надежде увидеть телка, а увидел бойца-огневика, череп снесло. Ребята говорят:

- Немец все время обстреливает, минут по 30 бьет гад. Мы в землянке. Чтобы немец врасплох не захватил, мы по очереди выходим к выходу и смотрим, не идут ли фрицы, а то захватят врасплох и за шиворот повытаскивают нас по одному. Подошла его очередь, он быстро пошел к выходу, только повернулся лицом к немцам и тут же упал. Вначале мы не поняли, что случилось. Иванов подошел к нему, глядь – пол черепа снесло, мозги сероватые видно, а крови нет. Что делать, немец все стреляет, пришлось набросить плащ-палатку. Ну вот ты, как дошел? Тут же более полутора километров.

- Я шел нормально, да и разрывы я плохо слышал.

Дарештейн перевязал руку, похлопал и говорит:

- Через неделю все пройдет, только пальцы, которые не слушаются, разминай левой рукой.

Потом доложил командиру батареи, что расчет вышел из строя – ранены, пушка покалечена. После, придя в штаб дивизиона, я обратился к командиру дивизиона майору Алферову:

- Товарищ майор, нас осталось – я и Полднев, заряжающий. Отправьте нас в ГСМ, с недельку побудем.

Майор:

- Милок (это так он называл иногда, которых хорошо знал и уважал), нет. Вот ваш расчет выбыл и пушка вышла из строя, отдыхайте здесь. Шапиро вам баньку приготовит, отоспитесь, здесь мест много, барский дом пустой. У нас еще пушки есть, если кто выйдет из строя – замените. Вот так! Договорились?

Мне только и осталось сказать:

- Договорились…

 

Оказывается наши войска оказались в очень трудном положении. Наши войска отошли к Дунаю. Вторая батарея разбита, кто остался живой, попали в плен, раненых пристрелили. Командира батареи взяли в плен. Он убегал, стрелял из пистолета, но немецкие танкисты все же взяли живого. Немцы полагали, что это большой командир. Он любил форсить, носил кубанку с красной окантовкой, на ремне морской кортик, как позолоченный болтался. Поэтому они гонялись за ним, но он рук кверху не поднимал.

Все это видел командир орудия Пачес, 6   грек по национальности, жил вместе с немцами, говорил по-немецки довольно хорошо, даже непечатные слова знал. Когда он дождался ночи, пошел на восток. Часовой немецкий окликнул его. Он ему и говорит:

- Уже второй раз я иду, а ты видимо спал и послал его…

Так Пачес оказался свидетелем гибели второй батареи.

Месяца через три при наступлении наши войска выручили их из плена, но в свою часть не попали. Хотя и просились, особенно Половинкин.

 

Чтобы не оказаться в окружении наш 7-й мехкорпус одним из последних выходил из окружения. 63-я бригада составила небольшую колонну около полусотни машин, две зенитные установки, два танка Т-34, один ИС-2 и одна пушка, с которой мы отходили. Пехоты не было, из людей осталось часть офицеров, ординарцев, писаря, разведрота и др. Двигались ночью, мы лично не знали куда, знали, что немец окружил и все.

Зима, поземка, мороз 10-15°. Заехали в село, нашу пушку поставили в засаду, так же другие огневые средства. Январская длинная зимняя ночь. Стоим в засаде на окраине села, пушка подготовлена к бою. Что-то слишком тихо, и никто нас не навещает. Решили сходить в штаб дивизиона, они расположились в 500 метрах от нас в сельском доме. Когда подошел к месту, где располагался штаб дивизиона, там никого нет. Походил, никто не окликает, наших нет. Куда делись, где искать? Куда ехать? Побежал к пушке, пригнали машину, подцепили пушку. Куда ехать. Ночь, ничего не видно.

Попалась дорога идущая в восточном направлении. Поехали. Проехали километра 3-4, остановились, слушаем. Уловили шум моторов, послушали, нет не наши. Развернулись, поехали в село. Поехали по другой дороге, проехали какое-то расстояние, остановились. Тишина. Проехали еще километров десять, остановились. Слушаем, уловили шум мотора, но не разобрали чьи танки. Еще проехали, кто-то крикнул: - Я вижу красные искры! Едим в этом направлении, опять остановились. Как говорится, была – не была, как будто наш танк. Догоняем, ясно видно из всех лобных труб появляются красные искры. Значит наш танк.

Догоняем, наш танк ИС-1 шел последним в колонне. Догнали колонну видимо потому, что она стала. Двигаемся сбоку колонны машин. Почему-то оказалось две колонны, у одной есть люди, во второй никого нет. Находим штабную машину, подъехали к ней. Идет группа людей, человек десять.

Наш вездесущий Полднев Дмитрий уже узнал, что машины брошены воинской частью, новые студебекеры, хоть садись и поезжай. У нашей машины, тоже студебекер, проезжая около машины сорвал в бензобаке горловину. Шофер оторвал рукав от фуфайки и заткнул дыру в бензобаке, так мы ездили неделю, если не больше. Тут же возник вопрос, как бы обменять машины – перегрузить имущество и подцепить пушку.

Через некоторое время к нам подходит группа людей около десяти человек. Мы узнали командира бригады полковника Жукова и тут же обратились к нему:

- Товарищ полковник, наша машина в аварийном состоянии, - и показываем на бензобак машины, – Разрешите заменить. Рядом машины такие же, даже еще радиаторы теплые.

Он посмотрел на нас и говорит:

- Как бы свои не пришлось бросать.

Этим все сказано, в какой критической обстановке мы находимся. Жуков с разведчиками прошли дальше вперед колонны до поворота дороги. И тут они взволнованные бегут и говорят, что противотанковую гранату надо. Как всегда, что нужно, того нет. Вдруг мотор танка взревел и он задним ходом через дворы ушел. Оказывается впереди шедшие разведчики заметили приютившийся около дома танк, а танкисты были в доме, в тепле спали, может это были венгры. Испугавшись нашу колонну, вернее танков, решили не ввязываться в бой и бежали. Оказывается были всего 30-40 метров от нашей колонны.

Светает, уже прилично видно. Колонна тронулась, еще проехали 3- километра. Справа от дороги белый дом и скотный двор. Слева тоже дом. Куда направился штаб бригады и танк Т-34. Быстро приготовили пушку к бою. Я зашел в домик, прилег и уснул. Измотала эта неразбериха. Ничего не знаем, где наши, где немцы.

Еще ночью пошел снежок, ветра не было, все покрылось снегом. Вдруг какой-то крик, растолкали меня. Я автоматически выбежал и к пушке. Но со мной беда – ничего не вижу. Белый снег на солнце блестит и я ничего не вижу. Крики не затихают, кричат:

- Немцы! Артиллеристы, открывайте огонь.

Но я не вижу. Сделал первый выстрел, он срикошетил от земли по касательной. Оказывается когда мы отдыхали, они в обед выскочили, подъехали к нам метров на 300 и метров 400 от штаба бригады. Приехали на бронетранспортере и машина с автоматчиками. Хотели наскоком взять. Когда бронетранспортер сдвинулся с места, только тогда я их и увидел. Немцы отцепили пушку и наводили в нашу сторону. Но мы опередили и тут же разбили их пушку, а танк Т-34 около штаба дивизиона ударил по машине. Тут открыли из стрелкового оружия стрельбу. Потом следует команда:

- Прекратить огонь, прекратить огонь!

Двое в маскхалатах ведут пленного немца, когда они успели схватить, приходилось только догадываться.

Впереди нас канал, через который мы должны ехать, а за каналом видно кто-то есть, головы мелькают. До канала еще километра 4-5. Послали танк ИС-1. Танк тихо приближается к каналу. Да, люди есть, но кто. Танк вновь приблизился к мосту через канал. Не доехал метров 500, как мост взлетел вверх. Как теперь мы, день кончается, уже вечер.

Танкист наблюдал за движением у канала и что-то не поймет – наши или немцы. Вылез из танка и пошел к каналу, не стреляют, он снял шлем и машет им. Подошел к каналу и стал размахивать руками, указывая на танк и в нашу сторону. Оказывается прибыла новая стрелковая часть, им приказали занять оборону около канала и держаться. Они не видели новый танк ИС-1, у него дульный тормоз как у тигра. Они были уверены, что это немецкий танк и взорвали мост.

Пришлось строить мост через канал. Всем дали работу, нашлись саперы. Танки и пушка охраняли строителей. К утру наша колонна миновала канал. Казалось все, вырвались. Проехав 20-30 километров, видим, стало светло, немцы окапываются. Мы же знаем, что значит копать мерзлую землю. Нет-нет, да дадут очередь по нашим машинам. Расстояние от дороги до немецкой передовой, где они окапываются около 500 метров. Все-таки достали нашу машину, пробили задние колеса, хоть и ехали быстро и расстояние между машинами метров 400. Останавливаться на открытом месте нельзя, из машины сделают решето. Наконец мы скрылись за холмами. Колонна встала. Ищем колеса, нашли, поставили вместо побитых. Колонна тронулась.

Почему-то пришлось разворачиваться, машина заехала в кювет и ни туда, и ни сюда. Стали на буксир брать, не выходит, буксует, на дороге гололед. Нам сказали: - Ждите, сзади идут танки, вытащат, - и уехали. Мы одни в степи.

Подошедшие танки вытолкнули нашу машину и мы поехали. Остатки бригады собрались и мы узнали печальную весть. Вторая батарея разбита и люди попали в плен, в том числе и командир батареи.

Собрали группу бойцов и нас с пушкой направили к озеру Балатон. Приехали в указанное место, выбрали на холме около виноградника огневую, где было хранилище овощей, подобие нашего погреба. Но забраться туда было не легко, с большим усилием, но все же затащили пушку на площадку. Обзор хороший. Сзади горы не подведут, внизу село, где стоит машина. Около села берег озера, южная оконечность, вода не замерзла. В южной оконечности озера островок и там стоит домик. Ширина озера 600-800 метров, за озером село там противник. К селу подходит справа от нас дорога, по ней идут машины. Нам поставили задачу – движение машин. Самое близкое расстояние между пушкой и дорогой 800-900 метров и постепенно справа удаляется до 4-5 километров. Пристреляли ориентиры, в зависимости от скорости машин давать упреждение. В начале немцы пытались сбить, но не получилось, то недолет, то перелет и взрывов своих они не видят, кустарник высокий маскирует. Мы же приловчились бить по машинам. В начале неважно, приходилось по 4-5 снарядов пускать, а потом самое большее два выстрела и цель поражена. Но находились смельчаки, ухитрялись, меняя скорость и расстояния, оставаться для нас недосягаемыми. В конце концов днем машины ходили редко, а ночью мы ничего поделать не могли.

Обустроились мы хорошо. К этому хранилищу под землей была пристройка где-то 4 на 5 метров, с крышей, была печь, стол, скамейка, ведра и керосиновая лампа, кое-какая посуда. Мы аккуратно пользовались, люди так и не появились.

Немцы перестали беспокоить нас. Во-первых слышат выстрелы пушки, а ночью засечь не могут, мешает высокий кустарник, да и свои разрывы не видят. Они взрываются глубоко внизу, точно понять не смогли. Выполняют свою работу на фронте добросовестно. У пушки двое дежурят постоянно и если что, открывают по ним огонь. Мы отдыхали в горах – так можно сказать.

И вот передали, чтобы мы приехали за бочкой бензина, в машине оставалось 5-6 литров. Поехали с шофером в назначенное место. Подъехали, стоят в куче 16 бочек, одна стоит отдельно. Боец, который отпускал бензин, говорит: - Вот 16 бочек, берите любую.

Мы сдали машину к бочкам, положили доски, вкатили бочку и поехали к себе. Боец еще похвалил:

- Молодцы артиллеристы, первые приехали, а тех жди.

Подъехали к себе, заехали во двор. Шофер говорит:

-Давай, пока ты здесь, заправим машину. Давай, залезай в кузов и по команде воткни в бочку шланг.

Залез, отвинтил пробку, шофер говорит: - Давай!

Я воткнул шланг, он внизу соснул шланг, "бензин" и побежал. Вдруг шофер кричит:

- Выдергивай!

Естественно выдернул, артиллеристы приучены команды исполнять мгновенно. Спрыгнул и спрашиваю:

- В чем дело?

- Спирт!

- Какой спирт, бензин.

Шофер давай мне объяснять:

- Когда мы взяли стирпзавод, заправились спиртом, то мотор грелся и часть бочек смешали пополам – 50% спирта, 50% бензина. Давай, вот что, сходи к мадьярке и растолкуй ей, что нам нужна бутыль и ведро воды.

Пошел, нашел хозяйку, она поняла, что нам нужно. Хоть по-мадьярски говорили плохо, знали отдельные слова, да и произношение у нас не такое. Несу, даю шоферу, что просил. Он:

- Опять залезай в машину.

Залез, по команде шофера воткнул шланг в бочку, он соснул, жидкость побежала вниз в бутыль. Когда стало половина бутыли этой "жидкости", команда: - Выдергивай, - что я и сделал. Спрыгнул с машины, смотрю он берет ведро с водой и льет в бутыль. Жидкость в бутыли смешалась с водой и стала молочного цвета.

- Что это значит?

- Не торопись, сейчас увидишь.

Действительно, жидкость в бутыли расслаивается и делается прозрачной. Шофер объясняет – вверху бензин, внизу водка.

Как он учуял, что спирт смешан с бензином. Вот, что значит, человек умудрен опытом. Не то, что мы – девятнадцатилетние, кое-кому пошел двадцатый год.

- Ну что, - обращаясь ко мне, - попробуем?

Я:

- Не откажусь.

Бензин слили в бак, он сверху был в бутыли, а водка внизу. Спирт смешался с водой, стал тяжелее плотнее бензина и осел. Налили грамм по сто в кружки. Понюхали – отдает бензином. Выпили, "закусили рукавом". Как будто ничего, для зимы пойдет. Но почему-то стало отрыгиваться чистым бензином, неприятно. Что делать, так не пойдет. Решили очистить, но как? Вначале кипятили в чугунке, потом поджигали, и если огонь был синий, то тушили – горит спирт. Охлаждаем, по очереди пробуем, отдает бензином. Кто-то подсказал, у нас есть противогазы, очищает воздух, то он должен очистить и нашу жидкость.

Идея хорошая, послали к машине, принесли противогаз, маска не нужна, коробка очистит. Взялись за очистку через противогаз. Пропускаем жидкость постепенно, через некоторое время из коробки пошла жидкость. Светлее, и запах меньше. Попробовали. Общее мнение – употреблять можно, строго по наркомовской норме. Что-то нарком забыл про эти 100 граммов.

Через некоторое время на нашу огневую пожаловали гости во главе с начальником артиллерии корпуса. О нашей работе стало известно ему, решил лично проверить. Утром, довольно рано, вдруг слышим:

- Артиллеристы, машины идут! Почему не стреляете?

Наши дежурные у пушки в ответ:

- Пусть идут, мы бьем по легковым и спецмашинам.

Гостей мы еще не видим. Подходят к нам полковник, три офицера и два бравых сержанта – охрана.

- Товарищ полковник, у нас снаряды на исходе. Мы сколько раз говорили, а снарядов не везут.

- Да, подвоза нет, мы же окружены больше месяца. Но найти найдем в других частях, где артиллеристы мало расходуют снарядов.

Действительно, на третий день обрадовали нас – привезли боеприпасы.

Полковник решил проверить как мы устроились. Зашел в тамбур – пристройку погреба, посмотрел по сторонам и спрашивает:

- А это что у вас на печке в чугунке?

Деваться некуда, мы попались с поличным. Все рассказали как получали бензин, как отделили спирт от бензина, как очистили.

- Может угостите нас.

- Пожалуйста.

Налили по 100 граммов, их было шесть человек, выпили они, кто-то крякнул, закусили картошкой, огурцами и капустой. Постояли и говорят, а что, можно, но бензин все же дает о себе знать. Полковник спросил:

- А вы не злоупотребляете?

- Вот мы перед вами как есть, только утром перед завтраком по 100 грамм наркомовских.

- Эту бочку долго искали, всех проверили, кроме вас. К вам не поехали, отпускающий бочки уверял, что артиллеристы не взяли, приехали первые, закатили бочку из кучи и уехали. А теперь вам задание, нам подготовить канистру – 20 литров "эрзац"-водки и отпускать по моему распоряжению.

Наш шофер Поляков: 7  

- Товарищ полковник, только честно – мы вам водки, а вы организуйте бензин, баш на баш.

- Согласен.

Посмотрел на нашу работу – разбитые и сгоревшие машины. Сказал спасибо за такую работу и представил всех к награде.

 

Поражение соединений фашистов на территории Венгрии в марте 1945 года положило конец последним попыткам фашистского руководства хоть в каком-либо виде сохранить 3-й рейх. Дело не в том, в конце концов, Германия лишилась последнего военного союзника и в Будапеште проиграла "2-ю Сталинградскую битву", а у Балатона – "2-ю Курскую"…Победа у озера Балатон фактически открыла советским войскам путь на Берлин. Крах Германии стал абсолютно неизбежным и был теперь лишь вопросом ближайшего будущего.


 1  ДАРЕНШТЕЙН Владимир Григорьевич, 1915 гр., уроженец села Глушковце Солобковецкого района Каменец-Подольской области Украинской ССР. В Красной Армии с июня 1941 года, призван Солобковецким РВК. На фронте с октября 1943 года, санитарный инструктор артиллерийского дивизиона 63-й мбр, старший сержант, старшина медицинской службы. Награжден медалью "За отвагу" дважды ( 07.11.43, 4.11.44 ), орденом Слава III степени ( 02.02.44 ).
 
 2  ШЕНДРИК Иван Афанасьевич, 1925 гр., уроженец села Каратал Эркеншиликского района Акмолинской области Казахской ССР. В Красной Армии с февраля 1943 года, призван Эркеншиликским РВК. На фронте с октября 1943 года, командир орудия артиллерийского дивизиона 63-й мбр, сержант, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу" дважды ( 08.02.44, 19.09.44 ), орденами Слава III степени ( 20.11.44 ), Красной Звезды ( 01.12.44 ) и Отечественной войны II степени ( 16.05.45 ).
В 1985 году награжден орденом Отечественной войны II степени в честь 40-летия Победы.
 
 3  ПИРОГОВ Михаил Михайлович, 1925 гр. В Красной Армии с марта 1943 года, призван Измайловским РВК Орловской области. На фронте с октября 1943 года, орудийный номер, заряжающий артиллерийского дивизиона 63-й мбр, ефрейтор. Награжден орденом Красной Звезды ( 18.01.45 ) за бой 11.01.45, в котором был тяжело ранен. Умер 12.01.45, захоронен в селе Целогейда, Венгрия.
 
 4  ПОЛДНЕВ Виктор Дмитриевич, 1925 гр., уроженец города Москвы. В Красной Армии с февраля 1943 года, призван Октябрьским РВК города Москвы. На фронте с октября 1943 года, орудийный номер артиллерийского дивизиона 63-й мбр, младший сержант, сержант. Награжден медалью "За отвагу" дважды ( 04.01.45, 08.05.45 ), орденом Красной Звезды дважды ( 18.01.45, 13.02.45 ).
 
 5  АБРАМОВ Николай Петрович, 1925 гр., уроженец села Демкино Рязанского района Рязанской области. В Красной Армии с февраля 1943 года, призван Таганским РВК города Москвы. На фронте с октября 1943 года, наводчик, затем командир орудия артиллерийского дивизиона 63-й мбр, рядовой, младший сержант, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу" ( 07.11.43 ), орденами Красной Звезды ( 23.01.44 ), Красного Знамени ( 18.09.44, представлялся к званию Героя Советского Союза), Отечественной войны II степени ( 31.12.44 ) и I степени ( 06.02.45 ). В январе 1945 года тяжело ранен.
 
 6  ПАЧЕС Александр Ильич, 1925 гр., уроженец города Одессы. В Красной Армии с 23 января 1943 года, призван Фрунзенским ГВК Киргизской ССР. На фронте с октября 1943 года, командир орудия, затем отделения артиллерийского дивизиона 63-й мбр, старший сержант. Награжден медалями "За отвагу" ( 05.11.44 ), "За боевые заслуги" ( 08.05.45 ) и орденом Красной Звезды ( 16.09.44 ).
В 1985 году награжден орденом Отечественной войны I степени в честь 40-летия Победы.
См. о нем (его воспоминания )
 
 7  ПОЛЯКОВ Емельян Матвеевич, 1910 гр., уроженец села Богушовка Шехманского района Тамбовской области. В Красной Армии с 22 июля 1942 года, призван Подольским РВК Московской области. На фронте с октября 1943 года, шофер артиллерийского дивизиона 63-й мбр, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу" ( 30.10.44 ), орденами Красной Звезды дважды ( 04.01.45, 14.09.45 ) и Слава III степени ( 04.06.45 ).
В 1985 году награжден орденом Отечественной войны I степени в честь 40-летия Победы.
 

 Предыдущая глава  Вернуться  Следующая глава