28 июня поступил приказ: всё собрать, грузиться в эшелоны! Сразу всё пришло в движение. На машины грузим минометы, два комплекта боеприпасов, горючее, забираемся сами. В полном боевом снаряжении колонны машин бригады въезжают на железнодорожную станцию города Бенешев.
Поданы открытые платформы. Танки, машины, в таком же порядке очередности, как и при прорыве фронта и движению по тылам противника, размещаются и крепятся на платформах. Вечером эшелон трогается и идёт на север-северо-восток. Мимо нас проносятся чистые ухоженные поля, городки и поселки. Поля вплотную подступают к железнодорожному полотну. Нет ни посадок, ни полос отчуждения.
Наступает ночь. Мы, кто в машинах, кто под машинами, укладываемся спать.
Рано утром, 29 июня проехали город Краков. Город совершенно целый, не разрушенный. На горизонте виден частокол труб заводов, огромные корпуса. Немцам не удалось ничего взорвать.
На юге высятся горные цепи Карпат. За Краковом пейзаж становится равнинным, всё больше и больше попадаются леса. Поля немного отходят от железнодорожного полотна. Многие здания разрушены. Поляки плохо одеты, лица изможденные. Видно, что народ сильно голодает.
Вечером поезд, громыхая на стрелках, подходит к станции в районе города Люблин. На эту станцию из нашей страны проведена широкая железнодорожная колея. Пересадка. Машины и танки быстро съезжают с платформ, чтобы сразу въехать на наши платформы.
Садилось солнце и его косые лучи освещали редкий сосновый лес и голую равнину, поросшую бурьяном и прочерченную рядами бугорков. Непонятно, как они здесь появились?
Вдали, километра за три, видна группа каких-то строений барачного типа. Воспользовавшись вынужденной остановкой, несколько солдат пошли к ним.
Перегрузка машин и танков из одного эшелона в другой заняла не более трёх часов. Часа через полтора, уже к концу погрузки, вернулись солдаты. Лица у них хмурые, злые. Они рассказывают:
- Здесь у немцев был лагерь смерти. В каждом сарае от пола до потолка лежат штабелями, где женские волосы, где детская обувь, где мужская и женская одежда. Всё аккуратно, с немецкой педантичностью, разложено и расписано. Вокруг лагеря проволочные заборы. От нашей станции до лагеря в земле сплошь захоронены убитые в лагере заключенные. Поляки рассказали, что немцы заставляли их копать рвы, сбрасывать в них трупы, обливать горючим и сжигать. В этом лагере было уничтожено полтора миллиона человек. Такое зверство нарочно не придумаешь! Ну и "цивилизованная" нация эти немцы!
Наконец, машины на платформах укрепили и поздно ночью эшелон тронулся в путь. Утром 30 июня мы проснулись перед станцией Негорелое, расположенной на государственной границе Польши и СССР. Видим пограничников в зеленых фуражках. Наш эшелон медленно останавливается и, простояв минут десять, также медленно трогается. Никто из пограничников не подошел к эшелону.
Платформы бегут по земле Западной Украины. Зелень лесов и полей окружает нас со всех сторон. Разбитые, сожженные станции и поселки, обугленные кирпичные трубы печей на месте хат и домов то и дело попадаются нам на глаза. Поздно вечером эшелон приходит в Киев, разбитый и разрушенный в ходе боев. У кондуктора-железнодорожника, сопровождавшего эшелон, я узнал конечный пункт назначения - станция Борзя, на далекой границе с Монголией. Наш путь лежит через всю страну на Восток.
В ночь на первое июля по деревянному, на высоких сваях мосту эшелон медленно переезжает Днепр. Под тяжело нагруженным составом мост скрипит и прогибается. С открытой платформы далеко внизу видны черные воды Днепра. Неприятно действует на нервы скрип бревен и просадка моста. Так и кажется, что ещё немного и вагоны сорвутся вниз, в реку.
Мы проезжаем Брянск, Курск, Рязань, Мичуринск, Тамбов, где я родился. Через Пензу эшелон выходит на Куйбышев, пересекает Волгу и через Челябинск попадает на Транссибирскую магистраль. На станциях стояли минут 15-20, ровно столько, чтобы сменить паровоз.
Было жарко. На остановках мы бегали обливаться к водозаборным колонкам, откуда заправлялись водой паровозы. Полностью открывали кран и сильная струя воды диаметром 25 сантиметров освежала нас. Ныряешь в одних трусах под струю воды - тугой поток сбивает с ног и сразу вылетаешь из-под него, уступив место другому. Шум, крик. Бегут железнодорожники, ругаются. На многих станциях не хватало воды для заправки паровозов, а здесь целые кубометры вытекали на землю за считанные минуты.
В Омске движение эшелона замедлилось. Длинные стоянки, эшелон еле ползет от разъезда к разъезду. Много позже я узнал причину задержки нашего эшелона. В районе озера Байкал железная дорога проходила через несколько туннелей. Воинские эшелоны двигались на Восток сплошной вереницей, один за другим. Очередной эшелон только успел появиться из туннеля, как произошел обвал. Лавина камней обрушилась на железнодорожное полотно. Только паровоз с несколькими вагонами успел проскочить вперед. Все остальные платформы с боевой техникой и людьми лавина погребла под собой.
Пока разбирали завал, растаскивали обломки, прошло несколько дней. 16 человек, ответственных на этом участке дороги за безопасность движения эшелонов, были расстреляны по приказу Сталина.
После Новосибирска движение вошло в прежний ритм. Мимо нас проносились безбрежные просторы тайги. Наконец, эшелон прибыл в Иркутск, город на берегах Ангары, рядом с Байкалом.
На станции Слюдянка полотно железной дороги проходило по берегу Байкала. Любители купания сразу побежали к озеру и бросились в воду. Но выскочили они из воды, посиневшие от холода, ещё быстрее. В разгар лета вода обжигала - температура её была +4-+6 С°.
Позади остались туннели и мы едем по территории Бурят-Монгольской АССР. Вокруг раскинулись сопки. Хвойные леса взбираются по их склонам, покрывают долины. Многочисленные вершины сопок и каменные осыпи оживляют пейзаж. Картины горной тайги очень живописны. По берегам речек разбросаны поселки, редко попадаются города. Дорог почти нет. Первобытные картины природы только чуть тронуты человеком.
Вечером проезжаем Улан-Удэ. А утром, в Чите, эшелон круто поворачивает на юг. Вершины сопок всё ниже и ниже. Вокруг расстилаются живописные степи Даурии. Вечером на юге появляются угрюмые гряды голых сопок.
Утром эшелон останавливается между сопок высотой метров 30-40. Мертвый, каменистый пейзаж. Солдаты решили размяться. Они дружно бросаются на вершины сопок и оттуда огромными прыжками, обгоняя друг друга, устремляются вниз, - к эшелону. Во главе одной группы бежал лейтенант Лупан, не протрезвевший после вчерашней попойки. На середине крутого склона он сорвался и вниз головой пропахал каменистый склон, вздымая облако пыли. Когда его подняли на ноги, все увидели cплошную багровую маску вместо лица.
Во второй половине дня эшелон прибыл на станцию Борзя. Несколько десятков домиков и строений приткнулись к железной дороге, среди голых каменистых сопок. Ни деревца, ни кустика - всё вокруг безжизненно. Голые сопки грядой уходят за горизонт.
На станции солдаты из местных частей. Сине-бледная кожа и лицах и руках, очень тонкие руки. Они еле передвигают ноги от голода. Даем им хлеб, сахар, консервы. Становится стыдно за свою сытость.
Вечером проехали границу Монголии и рано утром эшелон прибыл в город Чойбалсан. Дальше железной дороги нет. Ряд низких строений и домиков прилепился к станции - вот и весь город. Срочно разгружаемся. В степи, над горизонтом, встает солнце. Далеко вокруг видны необозримые просторы степей, серых, пыльных, выгоревших под солнцем.
На станции только наши солдаты и офицеры. В ста пятидесяти метрах от нас высится одинокая фигура в длинном одеянии с папахой на голове. Все наперегонки бегут посмотреть - кто же это такой ?
В стеганом халате, высокой шапке-папахе, на которую ушла шкура целого барана, со старинным кремневым ружьём стоит на посту цирик - солдат монгольской армии. Мы все разглядываем его, как чудо. Ещё бы! Где можно увидеть такое? Многие интересуются - как же стрелять из такого ружья. Знатоки им отвечают:
- Патрон надо вогнать в ствол с дульной части, насыпать на полку порох, поджечь его и тогда ружьё выстрелит.
За двадцать три дня мы промчались из центра Европы в центральную часть Азии и попали из ХХ века в средневековье.
Правда, больше мы ни одного монгола не видели. По приказу маршала Чойбалсана всё население откочевало на запад.
Кончилась разгрузка эшелона. Глубокой ночью колонна машин устремилась на восток. Дороги в степи везде. Днём стоим, разбиваем палатки, спим, и ночью, снова проехав километров 30-40, останавливаемся. Вся степь насыщена войсками. Передвижение войск проходит только ночью. Свет фар включать не разрешается. На третью ночь танки, идущие рядом со степной дорогой, раздавили взвод солдат, которые расположились на привал и сразу заснули.
До конца июля мы вошли в район Халхин-Гола. Бесконечные просторы степи, переходящие в пустыню, выжженную солнцем, поросшую бурьяном, с бесчисленными норками торпаганов, окружали нас. Солдатам разъясняли, что суслики-торпаганы распространяют чуму и другие заразные болезни. После такого разъяснения любимым развлечением многих солдат стала облава на зверьков. Утром по степи бегут солдаты и как только завидят торпагана, сразу бросаются к нему и льют бензин в нору, зажигают и вот из норы стремглав выскакивает объятый пламенем зверек. Вскоре "охоту" запретили, опасаясь, что на торпаганов уёдет весь бензин.
Стояла очень сильная жара. Днём все укрывались в тени палаток. В степи никакого движения. Всё замерло...
Ночью, c 6 на 7 августа, мы выходим на исходные позиции для наступления в составе 6 Гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко, действовавшей на Южном крыле Забайкальского фронта.
7 августа, вечером, в лощине между грядами каменистых холмов, состоялось партийное собрание бригады. Около 150 человек обсуждали задачи коммунистов в предстоящей операции. Главное: - "На марше не отставать, поддерживать дисциплину, выполнять боевую задачу." Партсобрание закончилось поздно вечером. Я поднялся на холм. Кругом расстилались каменистые гряды холмов, словно валы, застывшие в безбрежном океане степи.
8 августа с утра полным ходом идёт подготовка к наступлению. В 19 часов вечера весь личный состав минометного батальона был построен в лощине между холмами.
Комбат Розум зачитал приказ: в ночь с 9 августа начать боевые действия с японскими империалистами и разгромить их.
В строю стоят солдаты, прошедшие войну на западе. Лучи заходящего солнца рельефно высвечивают лица солдат. Их выражение сурово. Комбат окончил чтение приказа. Замер строй. Завтра снова в бой с противником, о котором наши партработники говорили как о храбром, хорошо обученным и вооруженным. Особенно подчеркивался высокий моральный дух японских солдат, из самоотверженность вплоть до самопожертвования во имя японского императора.
Стоят в строю молодые и пожилые солдаты. Лица всех посерьезнели. Ни разговоров, ни движения.
Комбат Розум командует:
- Кто хочет воевать, два шага вперед, - и спустя секунду, - Шагом марш!
Из строя дружно вышли только молодые солдаты - 1925-1927 годов рождения. Все "старички" остались на месте, примерно половина на половину.
Сразу разбили по расчетам, взводам, закрепили за машинами. Составили списки, погрузили в машины минометы, боеприпасы. На каждой машине стоят двухсотлитровые бочки: одна с бензином, другая с водой. Канистры залиты бензином.
К 11 часам ночи всё затихло. Здесь же у машин, на расстеленных брезентах, улеглись спать.
Предыдущая глава Вернуться Следующая глава