Лисицын Л. Н. "Дорогой солдата"


Ясско-Кишиневский "котёл"


20 августа 1944 г.

Глухо звучат отдельные далекие выстрелы. Это бьёт артиллерия. Впереди, километрах в 6-10, находится передовая. Мы быстро завтракаем и тут же, под яблонями, укладываемся спать. В полдень прибывают машины с минометами. Сразу разгружаем их, копаем окопы. В небе висит "рама". Приказ - строжайше замаскироваться, не обнаруживать себя. Все затаились под деревьями.

В суете и хлопотах незаметно прошел день. Сразу наступила темнота. Яркие звезды вспыхнули в темном небе, взошла луна. Причудливые очертания деревьев напоминали каких-то доисторических зверей, застывших в лунном свете. Было очень тихо... Все вокруг засыпали - кто в палатках, сделанных из двух плащ-палаток, кто укрывшись шинелью и подстелив её под себя. Тёмный ковер листьев надежно укрывал солдат. Изредка где-то вдали били пушки и неясно слышалось постукивание пулеметов.

Было ещё темно, когда всех подняли. Приказ - спешно готовиться к выступлению. Солнце поднималось над горизонтом... Нас всех построили и зачитали приказ - сегодня части 3-го Украинского фронта после артподготовки переходят в наступление. Наш корпус вместе с 4 механизированным корпусом вводится в прорыв. По тылам противника, не обращая внимания на тыл и фланги, выйти к переправе через реку Прут и уничтожить немецкие войска. Не отставать, не ввязываться в бои - вперед и только вперед!

Командиры взводов и рот проводили инструктажи и беседы. Главное - с машин не сходить, не отставать, действовать быстро и чётко по командам! Солдаты недоумевали - всё хорошо, только где машины?

В 7 часов утра задрожала земля, непрерывно нарастающий гул от орудийных выстрелов и разрывов снарядов шел от передовой. Раскачивались деревья. Раскаты артиллерийского огня ширились, нарастали, сталкивались - сплошная какофония звуков царила часа полтора. Над нами бесконечными волнами шли краснозвездные бомбардировщики. В грохот артподготовки ворвались глухие удары рвущихся бомб. Под конец раздался свист и шипение реактивных снарядов и сразу, внезапно, всё смолкло. Только отдельные орудия стреляли где-то далеко впереди.

После окончания артподготовки, около 9 часов утра, появились колонны новых машин, только вчера сгруженных в Одесском порту. В "шевроле", "форды", "студебекеры" спешно грузились пехотинцы, минометчики, артиллеристы и машины сразу строились в колонны. В 10 часов утра первая колонна тронулась и потянула за собой длинную вереницу машин. Позади остался сад. Первая пыль запорошила лица солдат. Перед нами открылись поля, рассеченные балками, с редкими деревьями по сторонам, и, наконец, наша передовая - узкая траншея, прорезавшая поляну перед редколесьем немецкой обороны. В 600 метрах по краю леса располагались немецкие траншеи, оборудованные дзотами, пулеметными ячейками, ходами сообщения. Всё скрыто буйно растущими кустами и молодыми деревьями.

Из-за частых остановок движемся медленно, но, наконец, часов в 12, въезжаем на узкую, разбитую лесную дорогу. Позади остаётся немецкая оборона. Машины по разбитой дороге идут рывками, объезжая воронки от бомб и рытвины от наспех засыпанных траншей... Всё дальше и дальше по лесной дороге движется колонна машин. Мы едем впереди двух корпусов, нашего и 4-го. В лесу видны минеры, связисты и ещё какие-то солдаты... Машины, ревя моторами, преодолевают подъем, и вот, наконец, тёмный лес остался позади. С высокой опушки видны просторы полей, пересеченных балками, и километрах в шести - белые мазанки деревни. На безоблачном небе ярко светит жаркое солнце. Мы едем в передовой колонне в составе 3-го мотострелкового батальона. Впереди, в штабной летучке, едет командир батальона капитан Иванов, коренастый, полный, краснолицый, с большим выступающим носом, всегда в фуражке на лысой седой голове, - старый кадровый офицер, ещё со времен гражданской войны. Машина сначала остановилась на опушке леса и комбат сразу получил нагоняй по радио. Сзади беспрерывно выползали из леса колонны машин. Мы устремились вперед со скоростью 60 км/час. Дорога ведет в широкую балку. Слева в балке видны хатки деревни. К ним спускается цепь солдат - человек 18, во главе с командиром полка. Это всё, что осталось от ударного полка прорыва.

Наши штабные машины, идущие в голове колонны, скатились в балку и резко остановились. Видно, как комбат Иванов, раскрасневшийся от жары, вышел из кабины, собрал вокруг себя человек 10 офицеров и на крыле машины появилась карта. Комбат вместе с офицерами штаба стал уточнять - точь-в-точь как на занятиях под Распопенами, - куда идут дороги? Где немцы и что делать?

Наша машина стояла метрах в ста от штабной и хорошо было видно, как комбат Иванов собирается с мыслями. А в это время всё новые и новые машины спускались в балку. Не прошло и пяти минут, как хвост колонны исчез где-то наверху.

- Смотри, смотри - мина! - свист с завыванием, разрыв - слева, метров за 150. Недолет. Опять свист - правее, в 100 метрах, разрыв второй мины.

-Теперь накроет! - сказал один солдат.

И сразу два разрыва заволокли толпу офицеров во главе с Ивановым. Времена гражданской войны и учений кончились. Несколько офицеров было убито, человек шесть ранено, в том числе и комбат Иванов. Дешево отделались от дурака!

Больше команд не потребовалось. В считанные секунды машины развернулись и веером, в рассыпную, рассредоточились на пологом склоне балки среди неубранной кукурузы. Всё стихло - ни команд, ни движения! Всюду, укрытые кукурузой, высятся бугры замаскированных машин.

Минут через 15-20 послышался нарастающий гул танковых двигателей. И вот с бугра в балку, на скорости километров в 70, один за другим спускаются, нет, не то слово, - слетают танки Т-34, окрашенные в матовую зеленую краску. Танковый полк, не снижая скорости, проскочил балку и скрылся за противоположным бугром. После стало известно, что дорога завела танкистов в овраг и там они попали в засаду. Выстрелом из пушки был подбит четвертый танк спереди. Он перекрыл дорогу к отступлению и три передних танка были уничтожены вместе с ним. Но остальные развернулись, выползли из оврага и танкисты увидели, как по полю, километрах в четырех от них, погоняя лошадей-битюгов, впряженных в пушку, уносится орудийный расчет. Отделился один танк, взревел двигатель и на полной скорости он настиг и раздавил пушку с расчетом.

Солнце быстро садилось за горизонт. Машин прибывало всё больше и больше. Всю ночь шумели моторы машин.

Почему стоим - никто не знал.

Уже после операции стало известно, что в то время, когда мы стояли на склоне балки, в 16 часов дня пропал полковник, замкомбрига по строевой части 16-й мехбригады. Он ехал в "виллисе" и решил оправиться в кукурузе. Отошел немного от машины и пропал вместе с оперативной картой. Шофер постоял немного, погудел, покричал, и, вернувшись в своё расположение, сообщил о случившимся. Несмотря на предпринятые розыски, полковника так и не нашли.

 

21 августа 1944 г.

Всю ночь в штабах кипела работа - прокладывали новые маршруты. Уточняли взаимодействие. Ночью вышли и сдались в плен первые немцы:

- Гитлер капут! Гитлер капут! - твердили они.

К утру вся балка была забита машинами, орудиями, минометами. Всюду, куда ни посмотришь - чернеют машины. Только нашей бригаде было придано 15 различных полков, из них 5 танковых и самоходных *  .

В серых сумерках рассвета машины собрались в колонны и тронулись вправо - по проселочной дороге, идущей по балке.

В 9 часов утра въехали в деревню, километров в 25 от места ночлега, и здесь впервые немцы обстреляли нас. Мы быстро развернулись. Пехота ушла вперед, мы открыли огонь из минометов. Прошли деревню и с другого её конца ещё раз обстреляли удиравших немцев. Через час вернулись пехотинцы и привели одиннадцать пленных немцев. Двое наших солдат было убито и человека три ранено. Кудрин построил весь ночной отряд.

- За каждого нашего солдата, убитого или раненого, будем расстреливать по десять немцев! Смерть немецким захватчикам! Слава героям, отдавшим жизнь за свободу и независимость нашей Родины!

На окраине деревни расстреляли немцев, а в её центре похоронили двух наших солдат.

Снова на машины и снова дорога ведет по балкам, полям, через редкие деревни. Мы всё дальше и дальше входим в тыл немецкой группы войск армий "Юг", в том числе печально известной немецкой 6-й армии, возрожденной после Сталинграда и воевавшей с нами от самого Днепра.

Вторая половина дня 21 августа. С высоты водораздела видно километров за 10-15 и всюду, слева и справа, параллельными дорогами, веером, на расстоянии 5-7 километров друг от друга клубится пыль. Там идут колонны машин. По широкой дуге, сначала - на запад-юго-запад, затем, поворачивая, снова на запад и северо-запад, они обтекают степями Кишинев. В 17 часов наша колонна остановилась перед разбитым мостом. Машины пересекают реку вброд. Сбоку дороги появился "виллис".

- Смотри, смотри, командир корпуса!

В машине, рядом с шофером, сидит генерал-майор Катков. На нём плащ-палатка и генеральская фуражка. Лицо в пыли, хмуро смотрят глаза, сжаты губы. Он машет рукой в мою сторону. Солдаты говорят:

- Тебя зовет, беги! - спрыгиваю с машины, подбегаю к нему.

- Передайте вашему командиру, обязательно выполнить задачу дня!

"Виллис" тронулся дальше. Нахожу старшего лейтенанта Кудрина, докладываю ему и бегу к своей машине. Все меня расспрашивают, что сказал командир корпуса.

Наступает вечер. Солнце садится. В его лучах видны бесконечные колонны машин. На всем - лицах, обмундировании, машинах, оружии, лежит толстый слой пыли. Выделяются только белые белки глаз да зубы. Сплошная серая маска пыли покрывает лицо. Пыль скрипит на зубах, забила волосы.

Машины въезжают в деревню и останавливаются в её центре, под тополями. Быстро умываемся, ужинаем. Через час снова, уже в полной темноте, колонны машин трогаются дальше. Приказ - включить фары! Бесконечные световые потоки заливают дороги. Колонны машин с включенными фарами видны очень далеко. Световые лучи мерцают в облаках пыли, высоко уходят в черное небо при подъемах и скрываются в лощинах. За день прошли сто километров и очутились в глубоком тылу немецкой армии, здесь у немцев войск нет.

 

22 августа 1944 г.

В первом часу ночи колонна машин остановилась в балке. Слева и с права поднимались черные откосы. Над головой горят звезды. Сразу как остановились, все машины выключили фары. Сплошная темнота окружила нас. Здесь будем ночевать. Выставили часовых и под машинами, на прогретой земле, пахнущей степными травами, проспали часа четыре.

Лишь только забрезжил рассвет, колонна машин тронулась дальше. Из балки выехали в степь, всхолмленную, изрытую, заросшую лебедой и ковылем. Всходило солнце. Мы остановились на завтрак. Вытерли от пыли котелки, быстро поели и снова в путь. Но едва машины тронулись, как со стороны солнца появились три "мессершмитта". Они низко пронеслись над степью и где-то бросили бомбы. Все сразу спрыгнули с машин и открыли огонь из всех видов оружия. Самолеты взмыли высоко вверх и на высоте 600 метров стали кружить над степью.

В сорока метрах впереди нас стоял "виллис" командира бригады. Солдаты поймали власовца - среднего роста, тонкого в талии, одетого в зелено-синюю форму. Он стоял перед комбригом.

- Откуда?

- Из Горького, горьковчанин я.

Власовец просил, чтобы его не расстреливали. Комбриг отвечал:

- То же мне земляк, сукин сын, дерьмо, а не земляк!

Жуков вытащил пистолет и, произнося последние слова, выстрелил во власовца в упор.

- Никакой пощады этой сволочи! - и с этими словами он отвернулся, вложил пистолет в кобуру и пошел к машине.

Только тронулись, как снова налет. Машины рассредоточились и остановились. Я отбежал от машины метров за 15. Здесь до нас были немцы. Кругом валялось различное снаряжение, какие-то ящики. Самолеты надсадно завыли, переходя в крутое пике. Наша машина неожиданно тронулась, но я успел схватить руками задний борт. Машина сразу развила скорость километров в 60. Влезть на неё не было никакой возможности. Уцепившись руками за задний борт, я несся огромными прыжками вслед за машиной. Метров через 800 она остановилась. В небе показались наши истребители. Их было в несколько раз больше, чем немецких самолетов. Немцы сразу исчезли, не приняв боя. Через 15-20 минут, построившись в колонну, снова двинулись вперед, теперь уже на север, северо-запад. С утра наступила жара. Солнце всё выше и выше поднималось в зенит. Облака пыли от колонн были далеко видны по всему горизонту.

Мы далеко оторвались от немцев, обошли их основную группировку, но не знали, что может нас встретить впереди.

После разгрома немцев ребята нашей минометной роты рассказывали:

- Остановились мы на ночлег в деревне. Все наши шесть машин поставили за тополями, рядом с дорогой, с одной стороны, и хатами с другой. Поужинали, выставили двух часовых и улеглись спать. Часа через два часовые услышали шум колонны, которая шла по дороге через деревню. Они подумали, что это свои. И только когда метров за 15-20 колонна подошла к ним, они различили немецкие слова. Впереди колонны шел танк, за ним машины, повозки, люди. Часовые сразу стали будить всех спящих подряд. Первыми, хлопнув по пяткам и шепотом сказав: "немцы идут!" - разбудили Сапрунова с Таней. Они босиком выскочили с противоположной от немцев стороны машины и бросились бежать в темное поле. За ними по одному бежали все остальные. Всю батарею как ветром сдуло. Только шоферы, да 10 солдат, отбежав от машин метров 30-40, залегли в поле. Немецкая колонна - несколько танков и 6-8 машин, всего человек 150, тихо прошла по улице, даже не поинтересовавшись, что за машины стоят рядом. Шоферы и оставшиеся солдаты подошли к машинам, дождались рассвета и одни поехали дальше.

Старший лейтенант Сапрунов километров восемь мчался без сапог со своей Таней и подчиненными по черной степи, пока не наткнулся на танковый полк. Танкисты сразу отрядили шесть танков и километров в 10-12 настигли в балке немецкую колонну. Смеялась вся бригада, узнав, как Сапрунов бегал от немцев. Чернее тучи сидел он дня через 3-4 в машине, где я его увидел. Израненные в степи о стерню посевов ступни ног всё ещё у него болели.

И вот, наконец, в 16.00 22 августа 1944 года наша колонна машин выехала на высотку 192,3.

Со вчерашнего дня мы прошли с места прорыва по тылам немецких армий свыше 170 километров. Всюду на пути нашей бригады стояли вплоть до этой высоты указатели, на которых было написано: КЖ-2. Это означало - Катков-Жуков, второй эшелон. Танки, находящиеся в первом эшелоне, сходу захватили исправными все 11 переправ через реку Прут. Расстреляв из пулеметов немцев, они прошли по этим мостам на другой берег реки - в Румынию.

С высоты 192,3 видно очень далеко вокруг. В широкой балке видны были белые хатки деревни, утопающей в садах. Ширина балки - километра четыре. Она протянулась с запада на восток. Прямо на юг расстилаются всхолмленные степи, поросшие кукурузой. Солнце садится, кругом всё тихо. Клубятся пылью дороги. Это подходят колонны машин и всюду, вокруг высоты, вырастают огневые позиции артиллеристов, минометчиков, пехотинцев. Проходит полк самоходных установок.

Мы быстро строимся с минометами и оружием и занимаем место в конце колонны. Нашему отряду приказано взять деревню, которая расположена в балке. По полям наша колонна идёт километра три на юг. И вот перед нами, как на ладони, внизу балки раскинулась деревня. До неё полтора километра. Деревня небольшая, не больше сотни хат. На улице, идущей поперек балки, видим скопление машин.

Тут же быстро установили минометы и первые же мины разорвались среди машин. Солдаты-пехотинцы скатываются вниз по склону балки и бегут к деревне. Солнце опускается за горизонт. Всё скрыто черной тенью. Мы ведем беглый огонь из трёх минометов. Но вот пехотинцы достигли окраин деревни. Старший сержант Хримян кричит:

- Отбой! Минометы на вьюки! Быстро вперед!

По крутым скользким склонам балки в наступившей темноте скатываемся вниз. Впереди слышны редкие очереди из автоматов.

Минут через 15 входим в деревню. На улице стоят машины - плотная колонна из 60 машин разных марок. На многих автомобилях горят подфарники, стоп-сигналы, в некоторых работают двигатели. Передо мной грузовая машина, наполненная ящиками с голландским шоколадом. Я высыпал из ящика двадцать пять килограммов шоколада в плащ-палатку. Ох, и тяжело! А впереди ещё более полусотни машин. Рядом окапываются пулеметчики.

- Ребята, - говорю им, - посмотрите за плащ-палаткой!

Я прошел две машины, третья - штабная летучка. Все дверцы заперты. Взламываю боковую дверь. Мне помогает солдат. Наконец, дверь поддалась. Открываем её и видим - всё пространство внутри машины плотно забито чемоданами, рюкзаками, саквояжами. В свете карманного фонарика вскрываю и высыпаю содержимое. Поток всевозможного барахла сыпется под ноги. И вот передо мной куча из отрезов ткани, обмундирования, шалей, шерстяных платков, нательного белья, всевозможной галантереи и многого другого. Нет никакой возможности перебрать даже небольшую часть этих вещей. Отбираю самое необходимое. Два часа пролетели незаметно. В 12 часов бежит солдат и кричит:

- Всем собираться! Уходим из деревни!

Я бросился обратно к пулеметчикам за плащ-палаткой, но их и след простыл - ни плащ-палатки, ни шоколада.

Но зато в машине я достал румынскую плащ-палатку, лилово-серого цвета с коричневыми разводами, сшитую из двух полотен. Мы быстро собираемся и выходим из деревни. Кругом тихо, ни огонька в черной ночи. Рядом со мной раздается очередь из автомата. Солдат-автоматчик, убивший немца, говорит:

- Вот черт! Чуть не наткнулся на меня! Прёт, как у себя дома!

 

23 августа 1944 г.

После недавно прошедшего дождя поднимаемся по скользкой глинистой дороге, идущей по косогору балки. На середине подъёма, у чёрной лакированной машины скучилось человек десять солдат. Здесь же и капитан Иванов с 3-го мотострелкового батальона. Солдаты еле удерживают машину на подъеме, которая очень похожа на нашу "чайку". Капитан Иванов, раскрасневшийся, потный, говорит:

- Ну и трофей! Не только мне, но и моим внукам останется! Лишь бы поднять её по этому проклятому косогору!

Наконец мы поднимаемся наверх балки и возвращаемся обратно на высоту 192,3. Не прошли и ста метров, как окрик:

- Стой! Кто идёт? - остановил нас.

- Свои!

Подходим ближе и видим группу солдат - человек 12 вместе с капитаном Лемонджава, комбатом второго мотострелкового батальона. Он спрашивает:

- Где немцы? Как пройти в деревню?

Мы отвечаем и продолжаем путь дальше. Наконец мы на высоте. Выставляем часовых и сразу устраиваемся спать в окопах около минометов. Перед рассветом на посту стоял Формачей. В темноте он услышал шаги и закричал:

- Стой! Кто идёт? - сразу послушался шум падающего тела.

Он дал очередь из автомата. Рассвело, и прямо перед нами, в 15 метрах, стоит немецкий ручной пулемет. Немец удрал, бросив пулемет.

Медленно всходило багровое солнце. В его лучах я разбирал трофеи, принесенные ночью: румынскую плащ-палатку, стереотрубу с 12-кратным увеличением, прибор для бритья, карандаши, портсигар, иголки, нитки и так далее.

В это же время старший сержант Лобанов разглядывал свой трофейный "вальтер". Он опустил его дулом вниз, нажал на курок, раздался выстрел и пуля попала в ступню ноги. Промыли рану йодом, перевязали. Он забрался в машину и неделю сидел в ней, не показываясь на глаза начальству. Не пойдешь же в санбат с самострелом!

А как же трофей капитана Иванова? Здесь было много проще! Через три дня машину увидел подполковник Удалов.

- Вот молодец, мне как раз "опель-адмирала" не хватает! Ну, спасибо, удружил! - он сел в машину, поёрзал. - Хороша, ничего не скажешь! - и уехал.

Закончив разбирать трофеи, я огляделся вокруг. Кругом были расположены орудийные и минометные позиции. На каждого солдата-пехотинца приходился один ствол, - такой насыщенности артиллерией мне не приходилось видеть раньше.

Утро 23 августа началось спокойно. Мы позавтракали, почистили оружие и поделились переживаниями прошедшей ночи. Солнце ярко светило в безоблачном небе и поднималось всё выше и выше. В 10 часов утра километрах в шести от нас, далеко на противоположной стороне долины мы увидели, как поднимается пыльное облачко. В стереотрубу мне хорошо видна вереница машин, бесконечные колонны солдат, пушки, кое-где танки. Машины идут вплотную, одна к другой. Рядом с нами быстро снимается с позиций истребительно-противотанковый полк. Машины увозят противотанковые пушки с длинными стволами. Вот ещё и ещё снимаются рядом расположенные артиллерийские и минометные полки. Все они спешат перехватить немецкую колонну. Голова немецкой колонны подошла прямо напротив нас, если смотреть через балку, а её конец терялся вдали, за 6-8 километров.

В этот момент со стороны солнца вынырнули наши штурмовики. Они летели длинной цепочкой, и как только ведущий поравнялся с головой колонны, по его сигналу сразу все самолеты выпустили по колонне реактивные снаряды. На всем протяжении колонны взметнулись стены огня и дыма. В стереотрубу хорошо было видно, как взлетали вверх тела людей, части машин. Самолеты, построившись в "карусель", очередями из пушек и пулеметов с бреющего полета взметали черно-серую завесу пыли и дыма. Впечатление такое, что на дороге всё взрывается и летит в воздух. Сплошная стена черно-синего дыма всё больше разрастается. Ещё и ещё заходят 30 штурмовиков и снова гейзеры взрывов взлетают и клубятся в воздухе.

В полдень потянулись длинные колонны румын. Они шли без оружия, в шинелях нараспашку, небритые, грязные, худые, черные. Их обыскивали и колоннами пропускали в Румынию. Для них война кончилась. Когда прошли последние румыны, на дорогах остались кучи, высотою в полтора метра, состоящие из бумажек, денег всех стран Европы, кошельков, бумажников и т.д. Никто из нас не взял не только документы, но и деньги.

Весь день немцы уничтожались на подступах к переправам. В основном действовали авиация, танки и артиллерия.

В полдень меня послали в деревню, заполненную нашими солдатами. Многие заводят машины и, едва тронувшись с места, сталкиваются друг с другом, другие ищут трофеи. Я нашел командира взвода, передал ему приказ. На выходе из деревни меня остановили трое солдат. Кричат:

- Иди к нам!

Подхожу и вижу: они захватили машину, полную ящиков с марочным вином. Вино замечательное: сухое, выдержанное, из Франции. Солдаты говорят:

- Ну и жизнь! Да ты не стесняйся, бери, сколько хочешь, всё равно всё не выпить!

Я взял четыре бутылки, больше не унести.

Жара, солнце печет. На косогоре подсел в машину с боеприпасами и на ней поднялся наверх. Дальше машина ехала в ненужном мне направлении. Спрыгнул с неё, и только прошел метров сто, как увидел медленно идущую по дороге лошадь. На её голове надета только уздечка. Залез на неё и поехал. Никак не могу сориентироваться, кругом чередуются полосы кукурузы и некого спросить. Проехал я километра три и мне уже надоело трястись на её спине. Спрыгнул с лошади и метров через 150 вышел к нашим машинам. Все в это время обедали. Вино пришлось кстати и очень понравилось. Только ругали, почему мало принес.

Наступил вечер. Пришел Хримян и сказал:

- Надо выделить по два человека с расчета в танковый десант.

Со своего расчета я выделил Формачея и Пьянова. Хотел сам идти, но Хримян меня отругал. Было уже поздно и только мы стали укладываться спать, как все вокруг засуетились, забегали.

- Отбой! Всё грузить на машины, выезжаем на задание!

Не прошло и нескольких минут, как всё было погружено в машины и наш ночной отряд медленно двинулся в темноте ночи по проселочным, полевым дорогам на север.

 

24 августа 1944 года.

Ехали всю ночь. Часто останавливались. К рассвету проехали километров 15 и на окраине небольшой деревушки остановились. Узкая проселочная дорога идёт по краю балки. Деревенька прилепилась на косогоре, маленькая, всего пять-шесть хат. Ближайшие хаты метрах в 40 от нас, едва просвечивают в зелени садов. Сразу несколько солдат пошли к хатам и скоро вернулись с двумя огромными корзинами, полными яиц. Старший сержант Хримян говорит:

- Надо яичницу с салом поджарить.

Всходило солнце. Прямо на дороге установили минометы, стволы которых были обращены на север, в сторону предполагаемого противника. В это время принесли два больших противня с яичницей. Солдаты, ходившие к хатам, говорят, уплетая яичницу:

- У них там яиц - целые корзины! Хозяева говорят, что некому есть.

После завтрака заняли оборону. Мимо прошел танк Т-34 и долго среди хат танкисты выбирали позицию, ползали взад и вперед около часа и наконец остановились метрах в 70 от нас, повернув пушку тоже на север.

Солнце поднялось над краем горизонта и километрах в двух на дороге, по которой мы проехали, в багровых лучах солнца показалась колонна, впереди которой ехали всадники. В бинокль отчетливо было видно, как в голове колонны развивается черный флаг. Мы никак не могли сообразить, кому этот флаг мог принадлежать. Пока мы рассматривали и наблюдали, конники приблизились к нам на километр. Неожиданно они исчезли и на их месте развернулась машина и орудийный расчет, отцепив пушку, тут же привел её в боевое положение. Не успели мы ничего понять, как артиллеристы открыли беглый огонь по нашему танку. Первыми же снарядами они подожгли танк. Густой черный дым повис над деревней. Хримян командует:

- Минометы, по орудию, прицел... Огонь!

Без пристрелки, с двух минометов, беглым огнем выпустили 10 мин. Первой же миной, разорвавшейся около орудия, заставили его замолчать.

- Удирают, удирают! - орали нам с пригорка солдаты.

Но вот к нам бежит солдат и кричит:

- Не стрелять, не стрелять!

Так мы встретились с передовым отрядов Второго Украинского фронта и замкнули немцев в "котел", - войска 2 и 3 Украинских фронтов соединились.

Минут через двадцать на дороге опять показались всадники и пехотинцы. Впереди, верхом на лошади, с красным знаменем ехал солдат. Его сопровождало 8 всадников, за ними шли в колонне пехотинцы. Наконец, мы соединились, немцы окружены. Раздаются радостные крики, солдаты обнимаются, стреляют из карабинов и автоматов в воздух. Все высыпали на дорогу, все радуются - скоро конец боям - немцы разбиты!

Подъезжают машины с 57 мм пушками истребительного противотанкового полка. Артиллеристы сердитые, матерятся, человек 6-8 перевязаны. Ворчат:

- Воевали с немцами, а такого не было!

Мы отвечаем:

- А зачем стреляли в танк?

Поворчали друг на друга и разошлись в разные стороны. Наш танк не сгорел. Вспыхнувшие на его бортах бочки с горючим танкисты успели сбросить.

Часов в 11 команда:

- По машинам!

В знойном мареве полдня, все в пыли, не выспавшиеся, возвращаемся обратно на высоту 192,3. На старой огневой позиции снова ставим минометы и после ужина, выставив на ночь часовых, укладываемся спать.

 

25 августа 1944 г.

Ночь прошла спокойно. Утром поднималось в безоблачном небе солнце, всё было тихо... Вчера поздно вечером вернулись Формачей, Пьянов и другие солдаты, посланные на танках десантом. Вчера я спросил у Формачея:

- Что у вас было?

Он только тряс головой, не мог собраться с мыслями.

Сейчас мы сидим в окопах около минометов. Формачей начинает рассказывать:

- Никак ещё в себя не приду! Посадили нас, человек по шесть на каждый танк и танковая рота - машин шесть, вечером выехала. Едем полями, полоски кукурузы сменяются полосами сжатого хлеба, так же, как и здесь. Впереди справа показалась большая посадка. Она подходит к нашей дороге, а возле неё поле кукурузы. За посадкой ничего не видно. Танки подошли почти вплотную к посадке, остановились. Вперед пошли разведчики, и только они скрылись за посадкой, как стремительно выскочили обратно.

- Немцы идут колонной, километра в полтора-два длиной!

С головного танка, где я сидел, командир флажками подал команду остальным: "Делай как я!" - и сразу скрылся в танке. Захлопнулся люк, двигатель танка взревел, танк рванулся вперед. Крутой поворот и сразу скрежет, треск, огонь. Он налетел в лоб на колонну. Бьёт танковый пулемет, стреляет пушка, танк движется по колонне, как по ухабам. С ходу таранит людей, машины, лошадей. Прошли считанные секунды и танк взгромоздился на вал сплошного месива из лошадей, машин, немцев. Он задрался почти на 45 градусов и не смог преодолеть этот вал. Скользит. Из под траков летят кровавые ошметки. Мы тут же слетели с брони. Немцы, кто уцелел, убежали в поле и стреляют. Мы отбежали от танка, залегли и тоже открыли огонь. Остальные танки обошли командирскую машину и бьют в упор из пушек и пулеметов. Стоит оглушительный грохот орудийных выстрелов, лязг и треск сокрушаемых машин. Через 20 минут всё кончено. Второй день не могу прийти в себя! В глазах всё кровавое месиво стоит.

Только Формачей закончил рассказ, как с высотки, метрах в 10-15 от наших минометов раздался крик:

- Колонна немцев с батальон! На юге, в двух с половиной километрах!

Все сразу к минометам. Мне хорошо видно в стереотрубу, как серо-синего цвета колонна немцев идёт прямо на нашу высоту.

- Подпустим ближе! - говорит Хримян.

Колонна приближается. Два километра, полтора, километр. Ориентиры пристрелены заранее.

- Батарея, - кричит Хримян, - 10 мин на миномет, беглым, огонь!

Бьют все три миномета. Ещё не успела вылететь последняя, десятая мина, как в колонне разорвалась первая. Тра-ра-ра-рах! - взлетают в колонне султаны разрывов и доносится треск. Ещё команда, небольшой поворот стволов минометов, и снова беглым огнём накрываем колонну. Колонна немцев рассеяна. Ведём огонь по отдельным группам, в два-три человека. Ставим неподвижный заградогонь, не допуская немцев к нашей высоте. Через два часа мы снова увидели, как немцы уже в трёх-четырех километрах от места, где были впервые нами обстреляны, снова собрались в колонну, но более редкую, в два раза меньше. Они проходили примерно в двух километрах от нас. Быстро делаем пристрелку и снова хлопки выстрелов беглым огнём глушат всех на огневой. Опять колонна рассеяна. Сзади, откуда пришли немцы, начал прочесывать поле стрелковый полк 2-го Украинского фронта. Спереди от них, ещё далеко, километрах в 4-5, видна цепь стрелков, которая идёт им на встречу. Мы вели огонь до 2 часов дня. Оставшиеся в живых немцы были рассеяны по полям. Две цепи пехотинцев медленно движутся навстречу друг другу. Часа в три к нам подъехал бронеавтомобиль разведроты.

- Молодцы, минометчики! Мы только что оттуда. Не менее 170 убитых немцев насчитали, все офицеры СС! Вот с немецкого генерала золотой перстень с вделанными в него часами сняли! - и показали золотой перстень со встроенными часами.

Броневик уехал. Подъехала наша автомашина и с неё сошел Рафф 1   - писарь батальона. Он возбужденно говорит:

- Пойдём, посмотрим, кого мы положили, да и трофеи нашими будут. Ну, кто пойдёт? - и, обращаясь ко мне, спросил:

- Ты пойдешь?

Я ответил:

- Конечно!

Я, Рафф, Маклаков 2   и ещё человека 4, быстро собрались, доложили Хримяну, куда идём и чуть не бегом пустились на запад, по узкой проселочной дороге. Километра через полтора мы встретили цепь пехотинцев Второго Украинского фронта. Капитан, командовавший остатками роты, в которой было не менее 30 солдат, сказал нам:

- Мы также идём в нужном вам направлении. Становитесь в цепь и быстрее дойдете!

Мы встали в цепь и только вышли на открытый участок возвышенного поля и не успели пройти шагов 30, как Рафф упал, словно подкошенный. Я шел от него слева в 5-6 метрах. Сразу все залегли.

- Немец, немец побежал! - закричал солдат.

Я сразу побежал к Раффу. Он был мертв. Пуля попала в сердце. Пехотинцы ожесточенно стреляли из винтовок и карабинов. Только у нас, минометчиков, были автоматы. Я вытащил у Раффа документы. Родом он был со Смоленщины, высокий статный парень с открытым добродушным лицом. Погиб из-за страсти к дурацким трофеям.

Командир роты автоматчиков быстро скомандовал нам:

- Автоматчики, вперед! Мы поддержим вас.

Мы вышли вперед к кукурузному полю и длинными очередями прочесали его. Быстро зашли в кукурузу и я сразу скомандовал:

- Всем влево, быстро!

Выходим метрах в пятидесяти обратно на дорогу и видим, как пехотинцы вовсю палят из винтовок туда, где только что мы были.

Из нашей группы, как только мы вышли на дорогу, быстро побежал к нашей высоте младший сержант Маклаков. Пока мы смотрели на пехотинцев, он успел отбежать метров 70 и только мы тронулись вслед за ним, видим, как рядом с Маклаковым взметнулось облачко взрыва. Маклаков мгновенно упал. Потом раздался выстрел и снова взрыв. Подбегаем. У края дороги лежит немецкий офицер. Правая рука и вся голова снесена взрывом гранаты. Маклаков говорит:

- Бегу и вижу - передо мной немец взмахнул рукой и бросил гранату. Я по инерции немного пробежал и упал метрах в пяти от него. Автомат очутился передо мной. Немец достал вторую гранату и только занес её над головой, как я выстрелил. Рука у него подвернулась и граната взорвалась. А в автомате у меня был всего один патрон. Вот повезло!

Мы дали ему патроны, ещё раз прострочили из автоматов по кукурузному полю, обыскали труп немца и быстро ушли к батарее. Солнце садилось за горизонт. Длинные тени падали от машин, людей, высоты, где мы собрались. Доложили о гибели Раффа. В этот день было взято в плен 19 немцев.

Старший лейтенант Кудрин приказал расстрелять всех немцев за смерть наших солдат. В 50 метрах от высоты были выстроены немцы. Группе автоматчиков дана команда: "Огонь!" Сухой треск очередей и все немцы, кроме одного, упали. Кудрин выхватывает у рядом стоящего солдата автомат, вскидывает его, нажимает курок - осечка! Выхватывает пистолет, целится, - снова осечка!

- Пусть живёт!

Кудрин вкладывает пистолет в кобуру. Пленный смеется и плачет сразу.

Мы садимся на машины. Пленный сидит среди нас в кузове. Разбираем с трудом:

- Поляк, Лодзь, механик. Женат, двое детей.

Называет себя. Мы сразу его перекрестили. Говорим ему:

-Ты Гриша, Гришка, Григорий! Ясно? - на черном пыльном и грязном лице показываются в улыбке зубы - половина черных, половина вставных. На вид ему лет 30. Он продолжает объяснять:

- Немцы полякам воевать не доверяли.

Он только подвешивал к бомбардировщикам бомбы. Нам стало скучно от его исповеди.

Машины тронулись во тьме наступившей ночи. Сначала ехали быстро, затем медленно, с остановками и, наконец, заблудились. Кругом расстилалась степь. Ориентиров никаких.

26 августа 1944 г.

Остаток ночи простояли, а на рассвете, в лучах восходящего солнца, машина въехала в большую деревню. Жителей почти не видно, нет и наших войск.

Проехали через деревню к одинокому дому, стоящему на самой окраине. Половина дома снесена, очевидно, ещё в 1941 году, бомбой. Осталась только одна комната, около 10 квадратных метров, да в ней большая русская печь. Ни мебели, никаких признаков жизни, но пол подметен, ни мусора, ни пыли. Даже стекла в окнах, и те чистые. Зашли, посмотрели. Нет ничего и никого. Вышли во двор.

- Здесь и расположимся! - говорит Хримян,- Сейчас разгрузим машины и поедем за трофейными мотоциклами.

Быстро разгрузили две машины. Во время завтрака узнали о капитуляции Румынии. После завтрака снова на машины, снова в дорогу. Сразу за деревней дорога идёт по степи. Видно далеко вокруг. Встречаются отдельные молдаване, мужики лет 30-50. Все они нагружены огромными тюками и еле идут, сгорбившись под их тяжестью. На дороге валяется сначала один труп, а затем всё больше и больше, и, наконец, сплошь всё вокруг, куда ни посмотришь, усеяно трупами немцев. Почти все они раздеты донага и под жаркими лучами солнца начинают раздуваться. На дороге стоит молдаванин, лет 25. Он плачет. Отца у него утром убили немцы, когда тот раздевал трупы.

- Ну, что ж, получил по заслугам! - говорят солдаты. - В сорок первом они наших также раздевали!

Километр за километром машина идёт по трупам. Мы собираем мотоциклы и грузим их в машины. Через три часа обе машины до отказа забиты мотоциклами. Солнце поднялось в зенит. Трупный запах пропитал всё насквозь - куда ни глянешь, всюду трупы немцев.

- Ну, хватит! - говорит Хримян, - Возвращаемся обратно, и так уже проехали тридцать километров.

И всюду, на дороге, в полях, заросших кукурузой, вплотную друг к другу валяются многие тысячи трупов немцев, молодых, в большинстве светловолосых, рослых солдат и офицеров группы армий "Южная Украина", в том числе 6-й полевой армии... Это зрелище подавляло всякое воображение. Скорее прочь с этих дорог и полей, смыть грязь и тлетворный запах от десятков тысяч трупов!

Часов в 5 вечера мы вернулись обратно к облюбованной утром хате, умылись, поужинали. Зашли в хату, но в ней было душно, и решили, что будем спать во дворе, рядом с хатой, под деревом.

Метрах в 5 от угла хаты росло большое дерево. Его ветви доставали крышу. Под ним, как под шатром, расстелили солому и расположились прямо на земле. Часовым заступил Сикорский. Только я улёгся и смолкли голоса говоривших солдат, как истошный вопль Сикорского:

- Стой! Стрелять буду! - и следом длинная очередь из автомата подняли всех на ноги. "Что случилось?" - спрашиваю я. Дрожа всем телом, он стоит и не может говорить, даже в темноте выделяется побелевшее лицо, так перепугался Сикорский. Наконец, стуча зубами, произносит:

- Чёрт, чёрт! - и показывает рукой на окно хаты. - Выпрыгнул!

В это время в 150 метрах от нас, внизу, у хат, где стоял стог соломы, послышался шум, гвалт, крики:

- Лови! Держи! О, чёрт, дерется! - спустя пять минут всё стихло.

Наконец, разобрались, в чём дело. Зашли в хату и увидели, что печь, вернее, её топка, разломлена. В неё сидел немец. Как он сумел туда забраться и замаскировать себя, было непонятно. Нашему взору предстала развороченная топка со снятыми верхними плитами.

Как только наши голоса умолкли, немец вылез из топки и тихо открыв окно, согнувшись в три погибели, весь черный от сажи, встал на подоконник. Сикорский, стоявший на расстоянии двух метров от окна, принял его за чёрта и закричал. Немец выпрыгнул из окна и сразу бросился бежать вниз. Очередь из автомата прошла выше него. Немец увидел стог и решил в него спрятаться. Как только он влетел с разбега в стог сена, битком набитый залегшими в него спать солдатами, они моментально вскочили от столь невежливого вторжения и схватили немца. Смеха было много. Ещё бы, даже черт посетил нас! Хорошо, что никто не лег в хате, хотя утром и вечером мы её проверяли и ничего подозрительного не обнаружили.

Ночь прошла спокойно. Нигде ни одного выстрела. С окруженной немецкой армией всё было покончено. Трупами немцев были выстелены все поля, балки, дороги - всё пространство плацдарма. Солдаты говорили:

- Теперь пошел дохлый немец!

В Румынии, за рекой Прут, была незначительная часть немцев, как я узнал после войны, семьдесят тысяч. Перед нашим - 3 Украинским фронтом, немцев не было. 24 августа Румыния капитулировала, но ещё до этого дня многие тысячи румынских солдат были разоружены и отпущены домой. Бесконечные колонны румын без оружия тянулись к себе на родину.

6 немецкая армия, созданная год назад после разгрома немцев под Сталинградом, воевала с нами с Днепра. Днепропетровск, Кривой Рог, Кировоград, Первомайск, Резина и многие десятки других городов были взорваны при отступлении этой армией. Тысячи сел были сожжены. Сколько убитых, зверски замученных солдат и мирных жителей на её счету! Практически никто не ушел от расплаты. Только командующий армией с кучкой офицеров штаба улетел на бомбардировщике, бросив на произвол судьбы части своей армии. За три дня боев было уничтожено немцев не меньше, чем за два с половиной месяцев боев в Сталинграде - 22 дивизии!

Только нашей бригадой было уничтожено и захвачено в плен 14 тысяч солдат и офицеров противника, до 1000 автомашин, 13 складов, 16 танков. Наши потери в бригаде составили 52 убитых и 34 раненых.

Мы вышли из боев с глубокой апатией и отвращением к ужасам этой бойни. Потребовалось больше месяца, чтобы немного забылись картины разгрома немцев. Ни один художник в мире не написал, да и не смог бы написать ничего подобного. Даже спустя четверть века, когда в памяти стерлись отдельные штрихи, забыто большинство фамилий и мелких деталей, всё ещё сильно впечатление от каждого часа боев на плацдарме. Такого полного уничтожения войск целой армии в кратчайший срок с наименьшими потерями я нигде не встречал.


 1  РАФФ Михаил Петрович, 1919 гр., уроженец с. Денисьев Дорогобужского р-на Смоленской обл. Призван в Красную Армию Дорогобужским РВК в 1939 году. На фронте с октября 1943, командир отделения, писарь роты 3-го мотострелкового батальона 63-й мбр, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу"  и орденом Слава III степени . Погиб  27.08.44, был похоронен в с. Поделуй-Бацион Молдавской ССР.
 
 2  МАКЛАКОВ Вениамин Федорович, 1925 гр., уроженец с. Высокое ныне Тюлькубасского р-на Чимкентской обл. Казахстана. Призван Сайрамским РВК Южно-Казахстанской обл. Казахской ССР в феврале 1943 года, легко ранен. На фронте с октября 1943 года, командир саперного отделения ночного отряда, а затем автоматчик, командир бронемашины разведывательной роты 63-й мбр, младший, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу"  и дважды орденом Красной  Звезды  .
В 1985 году награжден орденом Отечественной войны II степени в честь 40-летия Победы
 
 *  На период операции 7-му мехкорпусу придали для усиления 7-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду, 230-й, 407-й, 456-й артиллерийский полки, 188-й минометный и 45-й гвардейский минометный полки, 3-ю зенитную дивизию (ЦАМО, ф.612, оп. 107126, д. 1, л. 21).
К началу операции корпус с усилением имел 206 танков и самоходн-артиллерийских установок, 207 орудий, 147 минометов, 24 реактивные установки (ЦАМО, ф.612, оп. 107121, д. 1, л. 21).
 

 Предыдущая глава  Вернуться  Следующая глава