4 января 1944 года зачитали приказ: "Прорвать фронт в районе деревни Марьино, разгромить немцев и овладеть городом Кировоград." В ночь на 5 января мы снялись и вышли на исходный рубеж. Кругом расстилалась ровная степь, без ориентиров, поросшая бурьяном и припорошенная снегом. Кое-где просматривались полоски неубранной кукурузы.
Всюду стоят машины, ходят солдаты. Слышен шум танковых двигателей. Везде ощущается движение. Медленно стало темнеть. Всё дальше и дальше видишь в степи машины, танки, пушки. Движение прекратилось, всё стихло, затаилось.
Рассвет ещё не наступил полностью. Ровно в 8.00 оглушительный удар орудийных залпов расколол тишину утра. Огненные всполохи взметнулись впереди, сзади, слева, справа. Сплошной грохот выстрелов непрерывно нарастал. Воздух был пронизан грохотом, свистом, шипением. Невозможно было услышать, даже если кричать в ухо. Сплошная стена земли и дыма от разрывов многих тысяч снарядов и мин стояла в районе немецких позиций в течение сорока минут. В конце артподготвоки огненные стрелы реaктивных снарядов прочертили небо и указали путь на запад.
Сразу всё смолкло. Отчетливо были слышны выстрелы орудий, стоявших на прямой наводке, которые били по немецким позициям. Пехота пошла вперед. Вслед за ней тронулись и наши машины. В километре, где проходила траншея немцев, всё вспахано снарядами. Снега нет, воронка на воронке обнажила черную землю широкой полосой, которая уходит далеко за горизонт, а в глубину достигает метров 500-600. Но немцев нигде не видно. Они ушли заранее. Въезжаем в первую деревню - Марьино. Небо заволокло тучами, пошел снег, дома, особенно на окраине, разбиты, все жители сидят в погребах. От них узнаем, что немцы вчера вечером срочно отошли. Сплошного фронта нет, вперед вышли разведчики. Машины медленно, по разбитой дороге, тяжело урча моторами, ползли среди бескрайних полей вперед и вперед. К вечеру проехали километров восемнадцать. В совхозе Гавриловский поужинали. Разведчики пропали. Они сбились с маршрута и только в 12 ночи нашли нас. Вплоть до деревни Севериновка немцев нет.
В полночь, 6 января, выступили и медленно, непрерывно разведуя местность, колонна машин подошла к деревне Севериновка. Машины закрыты брезентом, солдаты сидят вплотную друг к другу, монотонно гудят моторы, глаза сами закрываются и только на коротких остановках просыпаешься, выглядываешь из-под брезента. Кругом черная ночь, облачно, морозно. Сзади вплотную стоит машина. На ней также все спят тревожным чутким сном.
Снова машины тронулись, немного проехали, снова остановка, - и так всю ночь. Перед рассветом небо очистилось от облаков. Крупные яркие звезды мерцали в морозном воздухе. Мороз заметно усилился. Машины на рассвете въехали в деревню Севериновка и остановились в центре её. Нигде ни души. В морозном чистом небе разливаются желтые лучи ещё не видимого солнца. Из подвалов вылезают первые жители. Они испуганно смотрят на машины, закрытые брезентом, на пушки и минометы. Кто-то кричит:
- Наши пришли!
И везде - из-под сугробов вылезают из погребов женщины, мужчины, подростки, дети, старики. Каждый что-то кричит, некоторые плачут от радости. Женщины суют нам в руки лепешки, хлеб, - всё, чем богаты.
Машины быстро рассредоточиваются по дворам. Я вместе с другими вхожу в хату. Внутри пусто, нетоплено, окно выбито, но всё же теплее, чем на улице - нет ветра. Солнце ярко светит в окна, кругом ослепительно блестит снег, вдали виден бугор - за ним, по словам старика, стоит город Кировоград. До города километров 7-8. Ночью мы глубоко въехали в расположение немецких частей. В 10 часов появились немецкие самолеты. Я остался в хате, остальные выбежали во двор. Свист бомб, грохот разрывов. Хата подскакивает вверх и, кажется, вот-вот развалится. Всё окутано дымом и пылью. На удивление, хата осталась цела - бомбы разорвались рядом. Один из солдат, выбежавший из хаты, убит, несколько человек ранено. Ранен старик. Разрывы бомб грохотали минут 20-30. Самолеты отбомбили и улетели.
Километрах в трех от нас, из деревни Мамаевка, немцы перешли в наступление. 23 танка, пользуясь бомбежкой, подошли вплотную к окраине деревни и повели ураганный огонь. Артиллерийский дивизион на прямой наводке расстрелял три танка, остальные повернули обратно. Мы срочно заняли огневые позиции и вели огонь. Артиллерийский обстрел продолжался до полудня. Потом всё стихло.
Село солнце. Мороз усилился. Наступила темнота. Мороз доходил до 20 °С с ветром, сразу сковывал не только людей, но и машины. Всю ночь в автомобилях работали двигатели.
Обстановка была неясная. Вечером узнали, что в полдень наши части взяли город Кировоград, где не было немцев. Но против нас - в деревне Макеевка и в предместье города - Лелековке - расположены были немецкие танковые части. Сзади нас также находились немцы. Их охватили наши войска с другой стороны. Получился тройной "слоёный пирог", сплошного фронта не было. Бои шли за населенные пункты, за дороги. Но у нас ночь прошла спокойно.
Перед рассветом 7 января получили приказ: "Отойти из деревни Севериновки, перерезать железную дорогу."
Машины стали вытягиваться в колонну. Многие из них не заводились. Пришлось часа три разогревать двигатели.
Сквозь морозную мглу взошло солнце и осветило разбитые и уцелевшие хаты. Ослепительно засверкали белизной снега поля.
Позавтракали часов в 7, но выехали только в 10-м часу. Колона машин идет со скоростью 30-40 километров в час, часто останавливается. Проезжаем деревни. Вокруг расстилаются белоснежные поля. Дорога спускается в балку. Справа остаются домики деревни. Машина выбирается из балки в поле. Слева, километрах в пяти, параллельно нам, движется основная колонна бригады. Хорошо видно, как по дороге в ровной степи идут машины с пушками, минометами, солдатами. Ярко светит январское солнце, от блеска снега болят глаза. Стараешься не смотреть по сторонам. Редкие умёты видны в полях. Чистая, белоснежная равнина расстилается перед нами. Не успели отъехать километра полтора от балки, как наш полуторатонный грузовик "ГАЗ", перегруженный минами и людьми, наскочил на кочку замерзшего навоза, подпрыгнул на ней, двигатель чихнул и машина остановилась. Шофер выходит из кабины, открывает капот.
- Смотри, смотри, самолеты! - кричит кто-то.
Над соседней дорогой, где шли основные силы бригады, стоит гул и треск. "Мессершмитты" с бреющего полета расстреливают машины. Нам отлично видно, как низко над землей несутся один за другим самолеты, поливая колонну огнем из пулеметов и пушек. Виден огонь трассирующих пуль и разрывы снарядов. Отдельные машины горят.
Наша колонна сразу рассредоточилась, часть машин ушла назад в деревню, остальные устремились к уметам. Только наша машина осталась на дороге. Шофер открыл дверки, поднял капот. Все сошли с машины и метрах в ста от нее залегли в поле. Я отбежал к умету. Вокруг, вплотную прижавшись к нему, стояло несколько машин и бронетранспортер. Все они сверху были завалены соломой.
Один "мессершмитт" пролетел низко над нашей машиной, но не стрелял. Другой, идущий вслед за ним, дал очередь. Машина загорелась. Мы подбежали к ней, быстро потушили огонь. В мотор машины не было ни одного попадания, мины также все были целы.
Шофер, матерясь, потушил огонь на машине, ему было обидно, что дурак-немец не умеет стрелять. Самолеты пронеслись над расположенной позади деревней и скрылись в балке. Над балкой поднимались султаны разрывов. Там всё гремело и трещало. Столбы дыма поднялись в нескольких местах.
После того, как мы потушили машину, я опять отбежал к умету. Рядом со мной, метрах в десяти, лежал солдат маленького роста. Он стрелял по самолету из винтовки. Выстрелить он успел не больше трех раз, самолет уже скрылся в балке. От умёта раздался истошный вопль:
- Такой, сякой, разэтакий!!! Демаскируешь!
Я посмотрел и узнал старого знакомого - командира взводы разведроты, с которым я встретился на одиноком хуторе под деревней Богдановкой. Он подошел вплотную к солдату. На него бледном лице с отвисшей челюстью и крупным носом глаза выдавали трусость и бешенство. Он был головы на две выше солдатика, стоявшего перед ним в длинной шинели, тщедушного, щуплого, в обмотках и разбитых ботинках. Одетый в кожанку и брюки из кожи, в яловых сапогах, без знаков различия, он возвышался над этим солдатом и сплошной мат вылетал из его глотки. Он командовал бронетранспортером, вооруженным зенитным, четырехствольным крупнокалиберным пулеметом. И его трясло от возмущения: как же так, какой-то салажонок стреляет из "дудорги" прошлого века по бронированной машине, без всякой надежды попасть в неё, а он, командир, поджав хвост, закопался в соломе, когда одной только бронебойной пули калибра 22,4 достаточно для того, чтобы сбить "мессершмитт". А у него четыре ствола скорострельного крупнокалиберного пулемета, из которых в секунду вылетает не менее 40 таких пуль. Вот в чём обида! Затем потом такие типы "кровь проливали мешками", рассказывая байки в тылу. А сейчас он без памяти тряс солдатика и вопил матом на всю степь, что его предали! Подошли другие солдаты, отобрали паренька, выматерили "храброго вояку".
Налет кончился. У нас потерь почти не было, сгорела одна машина. Все уехали обратно в деревню Осиповка. Нас прицепили на буксир и часа в четыре дня мы расположились в одной из хат, стоявшей в центре деревни. Заходило солнце. Длинные тени от деревьев, хат, плетней перечеркнули синий снег и росли всё больше и больше. Было очень морозно... Так прошел первый день Рождества.
Наступила ночь. Обстановка была совершенно неясной: где немцы? где наши? что делать?
Командир роты, старший лейтенант Каратаев, послал меня искать штаб пехотного подразделения. Пехота вошла в деревню под вечер и стала окапываться на окраине. Я расспросил солдат, узнал, где штаб и проводил в него старшего лейтенанта Каратаева. Он довольно долго пробыл в штабе. Ночью с 7 на 8 января мы готовили огневую позицию. Минометы установили в ямах обрушенных погребов. Маскировка были идеальной. Дно погребов немного расчистили, отрыли небольшие щели. Ночь почти не спали.
На рассвете 8 января на опушке леса, в полутора километрах от деревни, было замечено движение немецких машин и танков. Мы открыли беглый огонь из минометов. После завтрака здесь же - в окопах, поочередно, спали. Я нашел в нишах погреба под остатками бревен несколько банок консервированной вишни. Мы с аппетитом её съели. Часов в 10 утра немцы стали вести редкий методический обстрел из орудий. Батарея 76 мм пушек, приданная пехотному батальону и мы, минометчики, также отвечали методическим огнем.
Медленно текло время. Отдельные снаряды рвались в деревне: на огородах, улицах, в садах. Деревня Осиковата вытянулась километра на два по обеим сторонам балки. В середине балки протекал небольшой ручеек. Стрелковый батальон занимал оборону на северной стороне деревни. Батарея 76 мм пушек располагалась метрах в 100-150 левее нашей позиции. В 13 часов огонь немцев усилился. Кругом всё гремело. Одна за другой были разбиты все четыре пушки батареи. Мы вели интенсивный огонь из минометов, но немцы ничего не могли с нами сделать. Кругом нас рвались снаряды. Стоял пороховой дым. Стволы минометов накалились от беспрерывной стрельбы. Но вот все стихло. Очень хотелось спать. Тут же у минометов, грязные от дыма и земли, каждый кто как мог, притулились, сидя в окопах, и заснули. Глаза сами собой закрылись - хоть бы часок поспать после трех бессонных ночей. Сквозь сон слышаться отдельные выстрелы пушек, бьют пулеметы, но после артобстрела кажется тихо.
Неожиданно над нами выросла фигура командира роты старшего лейтенанта Каратаева.
- Спите, окаянные, чёрт бы вас побрал! Всё не выспитесь! Отбой! Живо всё грузить на машины!
Моментально разобрали минометы.
- Живо, живо! А ну, живей!
Никогда я ещё не видел его таким сердитым.
Машины стояли за хатой. Вмиг всё было погружено на машины и они без людей, одна за другой, быстро помчались назад из деревни.
- Живо строиться! В колонну по два становись!
Нас было человек шестьдесят. Я два раза бегал на огневую позицию и очутился в конце колонны.
- За мной бегом марш! - скомандовал старший лейтенант Каратаев и мы всей колонной побежали за ним.
Дорога шла вдоль хат. Слева была пойма речки, в середине которой, метрах в двухстах от нас, протекала речка. Не успели мы пробежать и двухсот метров, как в голове колонны разорвался снаряд. Все бросились врассыпную в сторону поймы. Старший лейтенант Каратаев был ранен в обе ноги. С ним остался ординарец. Оборона стрелкового батальона была смята атакой 70 немецких танков и бронетранспортеров.
Ещё утром, в 8 часов, командир бригады полковник Жуков послал бронетранспортер с нашим связным Рютиным 1 с приказом отойти в деревню Обозновка, где размещалась бригада. Водитель бронетранспортера наотрез отказался ехать в деревню и сержант Рютин только в 16 часов разыскал нас. Он вручил приказ старшему лейтенанту Каратаеву в тот момент, когда немецкие танки вышли из леса в атаку. А сейчас танки перестроились, часть из них пошла в деревню, две другие группы стали обходить деревню с двух сторон и вели огонь с верхних кромок балки. Я бросился с дороги влево. Впереди меня бежал командир взвода лейтенант Глебов. Вот он добежал до угла мазанки, стоящей перед ручейком, и остановился на углу, обращенном в сторону немцев. Я побежал к нему. Он с испугом выглядывал из-за угла на ручеек - туда, куда надо было бежать и где не было ещё немцев. В тридцати метрах от хаты протекал ручей, заросший осокой и камышом. За ним, в сотне метров, располагались хаты другого порядка деревни. Я подбежал к лейтенанту Глебову и очень удивился, что он стоит на виду немецких танков и с испугом разглядывает путь, по которому надо было бежать дальше. Только он увидел меня, как сразу закричал:
- Вперед, Лисицын!
Не останавливаясь, я пробежал ручеек по льду и достиг мазанки. Здесь тихо. Разрывы гремят на другой стороне и сзади влево в деревне, куда уже вошли немецкие танки. Добежал до конца деревни - вот и последняя хата. Здесь собралось человек десять. Все рассуждают, как лучше спастись. Впереди голые склоны балки, по которой течет замерзший ручеек. В полутора километрах чернеет массив вишневого сада с левой стороны балки. Укрытий нигде нет. Кто-то предлагает залезть на чердак, кто-то - спрятаться в подвале, а вход засыпать. Но всё это самообман.
Минут пять я пробыл с этими солдатами, посмотрел туда и сюда - типичная западня. Разрывы всё приближаются. Нет другого выхода - надо бежать по балке вперед. Я больше не раздумывал и пустился бегом. Через полкилометра достиг вишневого сада. Слева у ручья стоит сгоревший танк типа "Шерман" Редкий камыш на ручье и такие же редкие вишневые деревья по склонам балки не могут укрыть - с верха косогора всё отлично просматривается.
С другой стороны ручья, в основном впереди меня, бежали толпами солдаты разбитого батальона. Я прошел шагом дорогу вдоль вишневого сада и только поравнялся с противоположной его стороной, как сверху с бугра, метрах в 150 от меня влево и вперед вышли немецкие танки и бронетранспортеры. Ураганный огонь из крупнокалиберных пулеметов прошил надо мной воздух. Я моментально бросился к ручью, метрах в десяти от дороги, в редкие камыши и лег рядом с кромкой льда. Немцы вели огонь по толпам пехотинцев, бежавшим по другой стороне ручья. Минут через десять танки и бронетранспортеры, поразив все цели, ушли верхом балки дальше. Впереди снова очереди, разрывы снарядов. Но вот послышался ответный артиллерийский огонь, болванки зашуршали над моей головой. Вперед по дороге прошли немецкие танки и бронетранспортеры. Орудийный огонь усилился. Залпом вдарили "катюши" и всё смолкло.
Оранжевый диск солнца медленно опускается за горизонт. Прошел всего один час после команды "отбой", но где теперь солдаты нашей минометной роты! Оглядываюсь - впереди, на той стороне балки, сплошь лежат убитые солдаты. На моей стороне - гораздо меньше. Как медленно ползет диск солнца! Время как будто остановилось. Решил переждать до темноты. Лег поудобней, автомат спрятал под живот. Опять идут по дороге, но уже обратно, немецкие бронетранспортеры. Один из них не доехал до меня метров пятнадцать, остановился. Немцы спрыгнули с машины и пошли в сторону деревни Обозново. В это время, с другой стороны ручья, проехав метров 15-20 за меня, остановился второй бронетранспортер. Немцы спрыгнули с него и пошли в другую сторону - в направлении деревни Осиковата. Слышна немецкая речь, слова: "Хальт! Стахановец? Дер ист арбейтер?". После этого раздаются отдельные выстрелы из пистолетов. Наконец, минут через тридцать, собрали на дороге пленных - человек 15. Из деревни пригнали подводу для раненых и колонна в сопровождении автоматчиков направилась в деревню Осиковата.
Один из немцев, очевидно, командир бронетранспортера, который стоял с моей стороны, направился прямо ко мне и, не доходя шагов пять, начал разговаривать с немцем, который подошел от другого бронетранспортера. Они стояли прямо напротив меня, друг против друга на разных берегах ручья, и оживленно говорили о трофеях и пленных. Переговариваясь, немец прошел мимо меня через ручей к собеседнику. Так они разговаривали несколько минут. Остальные немцы залезли в бронетранспортеры и громко позвали своих товарищей. И опять мимо меня прошагали яловые сапоги немца. Очевидно, он принял меня за убитого. Ему некогда было рассматривать каждый из множества трупов. Бронетранспортеры укатили в деревню Осиковата.
Наступил закат. Длинные тени упали в балке, наверху было ещё светло. Наконец, солнце село. Всё окутали сумерки, но я решил не торопиться. Впереди - к деревне Обозново прошло гораздо больше машин, чем вернулось обратно. Я не видел ни одного танки, а прошло их не менее двадцати. Редкие выстрелы у деревни Обознова смолкли. Наступила темнота и вместе с ней стало тихо - так тихо, что не верилось во все то, что произошло за последние 2-3 часа. Лежать на снегу было холодно, да и нужды в этом больше не было. Я приподнялся, вытащил из-под себя автомат, сел и стал ждать.
Мимо меня, не оглядываясь, пробежала согнутая пополам фигура человека, за ним вторая. Метрах в трехстах впереди раздался крик: "Хальт!" - и очереди из автомата. Всё опять смолкло. Неожиданно из темноты, минут через пять появился ещё один человек. Шепотом спросил: "Кто?".
- Свои! - ответил я.
Передо мной коренастый мужчина, среднего роста, лет под 30.
Разговорились. Оказалось, что он был старшиной стрелкового батальона, разбитого немцами у деревни Осиковата. Вместе с ним стало гораздо веселей. Мы решили переждать ещё немного. Так прошел примерно час...
- Ну, пора идти! Пойдем вправо по дороге, - решили мы. Перешли ручеек. Всюду лежали трупы убитых солдат. Немцы стреляли по толпам бегущих и трупы лежали на снегу и наледи дороги - там, где их застала смерть. Не останавливаясь, прошли метров 200. Впереди слева из темноты осоки донеслось: "Хальт!" Очевидно, немец не видел нас и поэтому не стрелял. Мы сразу свернули вправо, поднялись по склону балки и метрах в двухстах увидели в поле умёты. Быстро подошли к ним. Вокруг лежали убитые, но нам было не до них. Очень сильный холод принесла ночная темнота. Мы решили переждать ещё немного, залезли в солому и стали чутко прислушиваться. Взошла луна. Она ярко светила, на белом фоне снега было далеко видно. Мы долго сидели молча, внимательно прислушиваясь, но вокруг всё было тихо. Наконец, уже за полночь, окончательно промерзли и решили идти в направлении города Кировограда. Взяв немного левее, быстро пересекли злополучную балку, вышли в поле и скоро, встретив опять балку - овраг, промытый талыми дождевыми водами, пошли по нему. Шли очень быстро.
Я сразу, как только вышел, взял ориентир на красную планету и всю дорогу шел, глядя на неё. Наконец, кончился овраг. Мы выбрались в поле. Луна скрылась, вокруг было темно. Неожиданно, метрах в 30 впереди, мы увидели солдат, окапывающихся в степи. Сразу свернули вправо и пошли вдоль линии окопов. Им явно было не до нас - ни одного звука, кроме работы лопаток, не раздавалось, пока мы шли.
Кто они? Немцы или наши? Мы не знали. Обогнули позицию и снова степь расстилалась перед нами без конца и без края. Опять повстречалась балка и по ней мы прошли до конца. Наступил рассвет. Кончился овраг, вышли наверх - кругом степь, покрытая тощим покровом снега. Стало совсем светло. В пятистах метрах впереди увидели два умёта, - быстрее к ним! Там можно переждать день.
9 января 1943 г.
Солнце всходило над горизонтом. В километре-полутора впереди ходили в полный рост солдаты, виднелись бугорки окопов. Но кто там? Свои или немцы? Определить было невозможно.
Решили переждать. Внизу умёта старшина нашел пустоты, быстро их расширил и мы залезли туда. Лежать было тесно, но вполне возможно. Скоро мы увидели, как к нашим умётам приближается какой-то человек. Быстро залезли в нору, замаскировались соломой. Долго идут минуты. Старшина лежал с краю и наблюдал сквозь солому. Вдруг он закричал:
- Свой! Свой! - и выскочил из-под умёта. Он увидел обмотки и подол шинели и догадался, что это наш солдат.
Солдат-связист сильно испугался столь радостных воплей и внезапного появления из-под земли нас двоих. От страха он не мог говорить и никак не мог понять, зачем нам потребовалось его пугать. Наконец-то он понял, кто мы и откуда. Он шел прокладывать связь с батальоном, оборону которого мы прошли ночью. На позициях перед нами стояла дивизия, в которой служил старшина. Старшина очень обрадовался, что нашел своих. Мы быстро пошли к передовой и здесь я расстался со старшиной, позавтракал из походной кухни, расспросил про названия сел и деревень. Мне сказали, что километрах в трех к северу расположена деревня Севериновка, откуда мы начали марш. Я решил пойти в неё.
Деревню Севериновку нельзя было узнать. После бомбежки многие хаты сгорели, везде были воронки, жителей не видно. Я быстро прошел её. Прямой грейдер ведет на деревню Мамаевка, откуда немцы нас атаковали с танками 6 января.
Вечером, уже стемнело, когда я пришел в деревню Мамаевка и остановился в одной из хат, стоящей перед обрывистым бугром. После всех похождений и переживаний, боев, бессонных ночей в степях на морозе, я спал как убитый.
10 января 1944 г.
Встал рано утром. Было туманно и сыро. Солнце ещё не взошло. Вышел из хаты и не поверил своим глазам - всё пространство передо мной, метров 400 на 100, было сплошь уставлено "андрюшами".
Тупорылые снаряды, весом по 96 кг каждый, устанавливались по два вместе с ящиком под нужным к горизонту углом и к вышибному патрону снаряда присоединялся провод. Достаточно включить ток, и снаряды-ракеты полетят в цель, за бугор, в Лелековку. Трудно представить результат одновременного взрыва порядка тысячи спаренных снарядов.
Только расчеты успели закончить установку последних снарядов, и машины отошли от огневой позиции, как раздалась команда: "Отбой!" - снова все снаряды стали грузить на машины. Немецкие танки, которые ещё вечером стояли в пригороде Кировограда Лелековке, ночью ушли из неё.
Я решил идти в г. Кировоград. Солнце уже взошло. Быстро прошел через деревню Мамаевка и рядом стоящую деревню Зеленый Рог, вышел в поле и вдали увидел большие дома. Через пустынное поле аэродрома я вошел в предместье города - Большаковку и пересек станцию железной дороги. Кругом было пустынно, населения почти не видно. Я шел через мертвый, разбитый город. Большие разрушенные остовы домов мрачно глядели пустыми окнами. Центр города был небольшой, но предместья очень разбросаны. Одноэтажные домики и мазанки растянулись на многие километры. Заночевал на станции Большаковка, в семье железнодорожника.
Утром 11 января я снова отправился в путь на Лелековку. По первоначальному замыслу мы должны были в районе Лелековки соединиться с нашими частями, которые наступали навстречу нам с целью окружения немецкой группировки в районе города Кировоград. Я надеялся найти в Лелековке свою бригаду.
Пригород Лелековка был расположен на высоком обрывистом бугре. Два, местами три порядка хат растянулись на несколько километров. Кругом много машин, танков, орудий, но наших нигде нет. Я прошел всё предместье и так как наступила ночь, то зашел в хату и устроился на полу спать.
Поздно вечером меня разбудил старик-хозяин.
- Вставай, вставай! Немцы бомбят!
Проснулся, спросил:
- Ну и что?
Старик опешил:
- Как что? Иди ховайся!
- Буду дальше спать здесь! - ответил я.
Старик ушел. Только я заснул, взрыв бомбы подбросил меня с пола. Другие бомбы взорвались дальше. Я повернулся на другой бок и опять заснул.
12 января 1944 г.
Утром было ещё темно, когда я вышел из хаты и увидел, что сарай, примыкавший к стене хаты, разрушен прямым попаданием бомбы. Рядом с сараем стояла машина. Она была искорежена, несколько человек было ранено. Я быстро спустился из Лелековки в деревню Обозново. Здесь я узнал от солдат, что наша бригада находится в совхозе Лаврентьево, километрах в восьми, и отправился туда. Ярко светило солнце, мороз щипал уши и щеки, но идти было жарко. Совхоз Лаврентьево весь был разбит. Ни войск, ни жителей не было. Солнце уже садилось за горизонт. Очень хотелось есть. В одной из разбитых хат нашел половину черной буханки, съел её, запил водой и снова отправился в обратную дорогу, в деревню Обозново, где и заночевал.
Рано утром 13 января я вышел на окраину деревни. Дорога поднимается в гору. Справа насыпь, слева одноэтажное здание, на стенах и крыше дома намалеваны красные кресты. Навстречу мне идет группа раненых солдат, тяжелораненых везут на подводах. Подводы поворачивают к госпиталю. Подхожу и вижу - на крыльцо в выходит упитанный, в белом халате, мужчина. Спрашивает:
- Кто такие?
- Не видишь, что ли?
Снова настойчиво:
- Какой части?
В ответ:
- Такой-то дивизии.
- Не наша, не принимаем!
Подходят ещё солдаты.
- Ты, гад, сейчас же примешь, а то душу из тебя вынем!
Щелкают затворы.
- К праотцам отправим! Ну, гад, шевелись!
Из домика, как горох, посыпались санитары с носилками. Раненых стали переносить с подвод в здание.
Я только опять пошел, как меня догоняет "газик". Из машины выскакивает мордатый, сытый, весь перетянутый ремнями, с кобурой на боку, в шапке-ушанке и яловых сапогах - прямо картину писать - офицер. Всё обмундирование с иголочки. Глаза блестят. Тут подошла группа солдат, человек пять, и сразу - с хода в карьер, он засыпал первого же солдата градом вопросов:
- Кто такие? Откуда будете? Как фамилия?
Перед ним стоял высокий, худощавый молодой паренек с перевязанной рукой.
- Пулеметчик? Очень рад! Я корреспондент фронтовой газеты. Где был ранен? - всё записывается в книжку. - Сколько немцев убил? Что? Не считал? Ну, десять, двадцать, пятьдесят? - и опять, не глядя на солдата, записывает в книжку. - Ну, а ты? Как фамилия? - и снова, как из пулемета, весь трафарет вопросов. Главное, побольше героизма - это модно. Всё остальное неважно.
Сначала солдаты подходили, слушали, затем по одному, матерясь, отходили. Их интересовало совсем другое - где госпиталь? где кухня? где переспать, помыться и освободиться от вшей? где можно хоть немного отдохнуть, подлечиться, пожить простой, негероической жизнью простого смертного человека. Я расспросил солдат и вернулся в деревню Обозново. На другой стороне деревни я увидел минометы.
- Лисицын идёт! Вот это да! Лёнька! Откуда?
Расспросы, что, как и почему. Здесь я узнал, что наш минометный батальон потерял в деревне Осиковата свыше 70 человек. Из них 64 человека попало в плен к немцам. Весной вернулся в батальон наш повар, сержант Черняк. Он один смог убежать с дороги, вечером в снегопад, и прятался в одной из деревень. Ещё позже узнали, что немцы сожгли пленных вместе с сараем, куда их загнали на ночь. Раненого комбата, капитана Розума, вывезли из деревни Осиковата на нашей последней машине. Старший лейтенант Каратаев, раненый в ноги, был расстрелян немцами. Наша машина с кухней, на которой находился продсклад и вещсклад батальона, перед деревней Обозново была сожжена. Снаряд из танка прямым попадание поджег её и вместе с ней сгорели запасы продовольствия и одежды. Солдаты плевались и кляли замкомбата по продовольственно-вещевому обеспечению, старшего лейтенанта Петрова, выдавшего всему личному составу старое - бывшее в употреблении - зимнее обмундирование. Всё новое обмундирование сгорело вместе с машиной в 150 метрах от деревни Обозново.
Ворчали на Рютина, который с утра до конца дня 8 января доставлял приказ из штаба бригады:
- Хорош гусь! Семь часов искал батальон!
На меня едва не отправили извещение - "без вести пропал". Опять я был со своими, опять в строю - это меня радовало.
Товарищи мне рассказали, как и что произошло в моё отсутствие. Немецкие части в 16 часов дня 8 января с ходу повели атаку на деревню Обозново. Артиллерийский дивизион и остатки танкового полка залпом отбили атаку и сожгли 3 немецких танка.
Бригада получила приказ двигаться ночью в направлении разъезда железной дороги с целью перерезать её и лишить немцев возможности снабжать группировку своих войск всем необходимым.
Колонна машин и пушек с солдатами в сопровождении танков медленно двигалась по дороге, когда случилась неполадка в танке, механиком-водителем которого был Ким Шатило 2 . Танк остановился и экипаж стал устранять неисправность. Колонна далеко ушла вперед. Устранив неисправность, танкисты завели двигатель и тронулись догонять своих. Скоро они догнали колонну и пристроились к ней в хвост. Начинало сереть, настало утро. Совсем неожиданно для экипажа оказалось, что это колонна немцев в сопровождении танков движется вслед за вперед ушедшей нашей бригадой. Думать не было времени - отстать? - немцы обязательно спросят по радио, что случилось? Единственное решение - на полной скорости бросить танк вперед - на колонну автомашин. Так танкисты и сделали. Огнем из пушки расстреляв ближайшие три танка, тридцатьчетверка протаранила всю колонну и уничтожила 51 автомашину вместе с солдатами, офицерами и шоферами. Непрерывно стреляя из пушки, почти в упор подбили ещё четыре танка, но и в их танк попал снаряд и машина вспыхнула.
Примерно в километре впереди шел хвост нашей бригады. Горящий танк на полной скорости вошел в расположение бригады. Кима Шатило, тяжело раненого и обгоревшего, удалось спасти. Все остальные члены экипажа погибли. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР Киму Шатило было присвоено звание Героя Советского Союза - первому в нашей бригаде.
Командир расчета 82 мм миномета ефрейтор Лобанов 3 рассказал про злоключения, выпавшие на его долю. Остатки минометной роты получили приказ поддержать огнем 3-й мотострелковый батальон. В ночном наступлении бригада совместно с 64, 48, 68, 41 бригадами перерезали железную дорогу и заняли деревню Марьяновка, в районе которой располагался немецкий аэродром. Все немецкие самолеты моментально были раздавлены танками и разбиты пушечным огнём.
Днём оказалось, что немцы окружили наши потрепанные бригады. Отбиваясь огнём, целый день простояли на огневых позициях.
Ночью отдельным подразделениям удалось выйти из окружения, в том числе и нашей бригаде. Так же как в окружении под деревней Батезман, часть солдат, в том числе и минометный расчет Лобанова, выполняя приказ, вели огонь в другом направлении, создавая у немцев впечатление, что всё в порядке - в окружении находятся все части.
Утром, когда немцы обнаружили, что окружили воздух, они перешли в яростное наступление на прикрывавшие отход части, оставшиеся в кольце. Всё смешалось - налетевшие немецкие самолеты бомбили деревню. Лобанов укрылся в старой траншее, но к ней направились немецкие танки и автоматчики. Он перебежал к речке и думал спрятаться среди кукурузы, оставшейся неубранной в тот год. Когда он бежал к кукурузному полю, разрывом снаряда его сбило с ног, засыпало голову. Дальше он так рассказывал:
"Лежу и не знаю, жив или нет? Пошевелил ногой, рукой, услышал - кто-то стонет. Сколько лежал - не знаю. Никого нет из своих. У речки немцы, трупы, кровь. И тут спикировала третья партия бомбардировщиков. Одна бомба разорвалась близко, вторая упала и не взорвалась. Только вскочил и не успел отбежать и одного метра от воронки, как взрыв бомбы опять бросил меня на землю...
Всё же удалось перебежать на другую сторону поля, где попал в овраг с крутыми, отвесными стенами. Очень уютно мне показалось лежать среди природных стенок, не видеть самолетов и рвущихся бомб. Самолеты улетели. Услышал - кто-то ругается... Невдалеке стреляют. Подошел танкист.
- У тебя пожрать есть?
Дал ему немного масла.
Бежит раненный с перебитой рукой, кричит:
- Ой, ой, помогите!
Перевязал ему руку, грудь. Он просит:
- Лучше перевязывай руку, грудь не надо.
Пришел в деревню. Немного осталось здесь домов. Немного осталось в ней домов - везде воронки и догорают развалины хат. Встретился старик, говорит:
- Ну, вот видишь, спалили-таки деревню и хату нашу. Старуха сидит в погребе, ещё не знает, что хаты нет. Мы её не пускаем, а то помрет.
Ночью пришли несколько танков с аэродрома. Заходит в хату лейтенант, с ним солдат. Спрашивают:
- Ты чего здесь?
Я в ответ:
- Да отстал, не знаю, куда идти.
Зашли в хату. Я сменил винтовку на карабин и вместе с танкистами пошел к штабу, который размещался в соседней хате. Танкист говорит мне:
- Вот тебе новый командир взвода, автоматчиком будешь. А сейчас идите копайте капонир для танка.
Копали капонир вместе с другим солдатом, потом пришли помогать мужики с кирками и лопатами. Когда вырыли капонир, стало уже темно. В хате все солдаты лежали один возле другого. Я нашел место около лейтенанта. Лежу и думаю: что я буду здесь делать, пойду лучше искать своих ребят.
Следующий день был солнечный. Опять бомбили самолеты. Опять отсиживался в траншее. Вечером нас собралось восемь человек из разных частей, нашли мёд, поели. Опять пришла ночь, а утром выскакивали из хат под разрывы снарядов и опять весь день провели в траншее. У нас ни горючего, ни снарядов. Немецкие транспортеры выходят на прямую наводку и бьют в упор из крупнокалиберных пулеметов. Если кто выстрелит, то потом спасается бегством. Не дают головы поднять. Ночью - тихо. К вечеру бегут солдаты и кричат:
- Давай быстрей, беги! Танки с другого конца!
Везде раненые, убитые. В пятистах метрах от села перешли речку и остановились около канавы. Комбат не знает, куда идти, где можно выйти из окружения. Спросили у гражданских. Один из них сказал: "Я выведу вас!" С ним пошли несколько человек, но на них напали немцы и их всех расстреляли.
Я прыгнул через канаву и пополз, не обращая внимание на огонь немцев. Так достиг рощи, где среди колючих акаций, скрываясь в сумерках, нас собралось человек триста. Слышу, один майор говорит:
- Ну, танкисты, пошли со мной, я знаю, куда идти.
И, обращаясь ко мне:
- Ты чего ждешь? Пойдем со мной! Пропадать, так вместе!
Прошли полем в хутор. В нём догорали хаты. Нас было пятнадцать человек Мы встали в цепь и цепью прошли весь хутор - там никого не было. За хутором начиналась роща и мы шли по полю ей параллельно. В роще увидели много людей и зашли в неё. Слышим крик:
- Хлопцы!
Раздались очереди. Мы залегли. В пятистах метрах были немцы. у меня было 6 патронов. Мы по одному вскочили и бросились бежать. Майор упал - он был убит. Я снял с него пистолет. Мертвому он не нужен. Второй солдат был убит, ещё один ранен. Осталось нас трое. Мы убежали от рощи. Идём вдоль дороги. Два немецких транспортера прошли мимо нас и остановились. На них стоят во весь рост солдаты. Спасибо, рядом была чёрная полоса. Думали, что кукуруза. Когда подошли ближе, увидели, что через поле тянется траншея. Видим, стоит в ней человек, в стороне - другой. Начали обсуждать, наши или нет. Только мы тронулись, как крик: "Хальт!" - заставил всех броситься на землю. Пулеметной очередью убило старшего лейтенанта, помпохоза. Бывший с ним солдат с криком "Помпохоз! Помпохоз!" - бросился бежать от нас. Отползли подальше и опять шли по балкам, через поля, от скирды к скирде. Навстречу, впереди слева, в 150 метрах, увидели людей. Надо сначала одного человека послать, узнать, что за люди? Кого послать? Решили, кто помоложе, тот и пойдет. Пошел я. Подхожу - окликают:
- Кто идёт?
Отвечаю:
- Свои! - и кричу оставшимся: - Давай сюда!
Мне говорят:
- Давай по одному, много не надо. Мы в дозоре. В пятистах метрах сзади проходит оборона. Пошлите туда одного человека, а то стрелять будут.
Опять пошел вперед. Только подхожу, как пули: "Ззз, зз!" - мимо. Я заорал матом: "....Куда стреляешь!" Огонь прекратили. Так я и попал к своим, оборонявшим деревню Новомихайловка. Здесь мы выспались, отдохнули."
Только Лобанов закончил свою невеселую историю, как сразу все забегали, засуетились, по команде: "Отбой!" огневую позицию свернули, всё разобрали, погрузили на машину три миномета и боеприпасы. Во всей бригаде осталось человек триста. Все построились в колонну и вечером, после ужина, выданного из походной кухни мотострелкового батальона, выступили в направлении деревни Осиковата.
Была безлунная темная ночь. Колонна сразу растянулась на полкилометра. Слева, на белом снегу выделяются черные остовы сгоревших машин и танков. Прямо на дороге стоит и наш "студебекер" с полевой кухней, от него пахнет гарью. На снегу отчетливо видны следы танков. Три немецких танка сгорели посередине балки. Медленно извивается колонна солдат. Тихо, ни разговоров, ни огонька. Только прошли мимо сгоревших немецких танков, как впереди меня, метрах в двадцати, раздался взрыв. Сразу мысль - мины! Всех сдуло с дороги. Стонет раненый солдат. Отбежав метров 10-20, все остановились. Непонятно, что случилось. Подходим к раненому. Товарищи рассказывают: "Он ударил ногой по противотанковой гранате". Взрывом гранаты солдату оторвало ноги. Снова построились. Опять тишина. Только шелест множества ног слышен вокруг. Шли полями, обходили деревни и только на рассвете пришли в деревню Полетаевка, где в хатах и сараях устроились спать. Ночью снова в путь, снова полями, через деревни Новомихайловка, Новоникольское.
С 14 по 17 января, пытаясь прорваться в деревню Грузское, вели ожесточенные бои. В памяти осталась дорога по бескрайней степи. Стерлось время дня и ночи. С разных направлений, пытаясь прорваться к деревне Грузское, исходили десятки километров.
Числа 16 января в ясный солнечный полдень наша бригада шла по дороге-большаку. Уже стала видна деревня. До неё было километра полтора - два. Совершенно неожиданно впереди идущие два танка повернули назад и на большой скорости помчались обратно вдоль дороги. Сразу все машины, пушки развернулись назад и на большой скорости стали "драпать". Я уцепился за ствол 85 мм зенитной пушки и, повиснув на руках, проехал несколько сот метров. Через полкилометра машины остановились и все стали выяснять, что случилось.
Оказывается, в деревне меняли позицию два танка, и когда наши танкисты увидели их, они сочли за благо побыстрее удрать, так как по ошибке решили, что это немцы.
В ночь на 18 января длинной балкой вышли к окраинным хатам деревни Грузское и остановились. Всюду валялись трупы лошадей, густо чернели воронки от бомб. Ни звука не раздавалось в ночной темноте.
Пехотинцы пошли вперед. Мы прошли метров триста и установили минометы в воронках от бомб, немного расчистив их. Позиция была готова в несколько минут. Через полчаса раздались выстрелы, взрывы гранат. Забил пулемет. Сначала немецкий, потом наш. Раздались сухие короткие автоматные очереди и всё опять смолкло. Оказалось, что солдаты случайно наткнулись в темноте на хаты, где располагался штаб немецкой дивизии, и в коротком бои захватили его.
Начинало светать. Небо серело медленно. Как на проявляющейся фотографии, проступали хаты, высокие деревья, воронки от бомб - маленьких и больших. И всюду трупы лошадей и людей.
Мы решили сменить огневую позицию, ближе к пехоте. Нас всего осталось человек 15 от двух минометных рот минометного батальона, а было - 120.
Рассвело окончательно. Идём по балке. На каждом шагу – воронки, одна возле другой. Всё перевернуто, смешано с землей. Всюду валяются разбросанные взрывами куски тел. На деревьях висят кишки, под ногами - куски мяса. Вряд ли кто спасся под такой ожесточенной бомбежкой!
Наконец кончились кровавые следы бомбежки. Часто попадаются отдельные воронки от бомб, но на них не обращаешь внимание.
Взошло солнце и ярко осветило белые мазанки, которые располагались на бугре, сады под откосами и на пологих склонах балки.
Прямо под мазанками, в одном из отрогов балки, которая расширялась впереди, выбрали воронки, чуть их расчистили и установили три миномета. Сразу принесли мины, слегка подрыли щели для укрытия. Командовал нами старший сержант Воробьёв. Он отрядил три человека в деревню готовить завтрак, а меня послал узнать, где расположен наш пехотный батальон. Я пошел по балке и через километр поднялся на бугор к хатам. Солнце уже поднялось над горизонтом и от яркого блеска снега болели глаза, смотреть вдаль было трудно. Около хат ходили солдаты, всего их было человек десять. Прямо здесь же, возле хат, они занимали огневую позицию. Все они, как и я, были в оборванных и пробитых осколками и пулями шинелях. Это всё, что осталось от третьего мотострелкового батальона, вступившего в бои в середине октября 1943 года, три месяца назад, в количестве 760 солдат и офицеров.
Немцы не тревожили, хотя их позиции виднелись в шестистах метрах дальше, возле домиков.
Не верилось, что этой ночью эта горстка солдат, захватив стоящие передо мной хаты, разгромила штаб немецкой пехотной дивизии, который располагался в них, и взяла знамя.
Я зашел в хату и солдаты угостили меня сушеными вишнями, которые я насыпал в карманы шинели, и вернулся обратно на огневую позицию.
Все, кто был на огневой позиции, сошлись к одному минометы, расселись вокруг и под яркими лучами январского солнца рассказывали разные истории. Просто удивительно, как устроен человек!
Все, что нас окружало утром и в предыдущие дня на нас не произвело впечатления. Просто привыкли к подобным вещам.
Каждый старался на голодный желудок вспомнить, где, когда и что вкусного он ел. Сушеная вишня, что я принес, оказалась как нельзя кстати. Наполовину с землей и грязью все её ели с большим аппетитом.
Только я закончил рассказ о посещении пехотинцев, как послышался гул самолетов. В ярких лучах солнца над деревней появилась девятка бомбардировщиков. Ударили зенитные пушки. Бомбы, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее устремились вниз, наполняя воздух свербящим свистом.
-Это не наши! По центру деревни! - сразу определили мы.
Только первая девятка успела пройти над нами, как показалась новая и снова бомбы полетели вниз.
- Это ближе, но не заденут! - снова раздался комментарий.
Третья девятка бомбардировщиков на этот раз сбрасывает бомбы точно перед бугром!
- Это по нам! - и вмиг все забились в полуотрытую щель.
Трудно поверить, что в щель длиной два метра, отрытую в краю воронки, глубиною не больше метра, смогло залезть семь человек, где обычно и двое с трудом размещаются.
Пока я глядел на самолеты и летящие к земле бомбы, все плотно, один на другого улеглись в щели и мне даже показалось сначала смешно - выглядывают одни зады, но когда я захотел втиснуться в ту же щель, стало не до смеха. Даже голова и то не помещалась в неё. Я притулился сбоку, о большем нечего было и мечтать.
Свист бомб всё нарастал. Я глянул вверх. Прямо на меня летела колоссальная бомба, не менее двух метров в длину. Здесь не спасет ни один окоп. Плотнее уткнулся в чей-то зад.
Дробный грохот разрывов накрыл всю огневую позицию. Сотни мин рвались одновременно. Сквозь этот грохот послышался разрыв нескольких 50-килограммовых бомб и всё затихло... Пороховой дым клубился и стлался по земле сплошной стеной. Приподнялся - вижу, что-то говорят, но не слышу. Все вылезли из щели и смотрят на меня. Дорохин снял с меня шапку-ушанку, на ней дырка - пробило осколком. Ощупал голову - немного крови...
Рядом с окопом валяются две двухметровые створки, очень похожие на корыта. Их-то я и принял за большую бомбу. Это был контейнер, в котором размещались противопехотные мины. Створки точно раскрылись над окопом, - взрывы мин усеяли всё вокруг. Но недаром есть примета - второй раз бомба в воронку не попадёт! Правда, бывают исключения из правил, но на этот раз нам повезло. На бруствере рядом с щелью, в которой мы были, лежали две мины. На наше счастье они не взорвались. Я ничего не слышал, меня контузило и ранило осколком мины в голову.
- Иди в санчасть. Пусть тебя перевяжут и посмотрят! - отправил меня старший сержант Воробьев.
Поднялся наверх и в хатах нашел наших "поваров", рассказал о своих переживаниях и пошел искать санчасть. Через триста метров на площади я увидел на одной из хат красный крест. Здесь меня осмотрел фельдшер, смазал на голове царапину йодом и сказал, что глухота пройдет, надо только отдохнуть, не мешало бы поспать. Только я вышел с этим напутствием из хаты, как новая волна бомбардировщиков показалась над деревней. Все, кто были на площади, моментально исчезли. Кругом, возле хат, стояло много замаскированных танков, бронемашин, машин с орудиями, - новая часть прибыла на фронт.
Метнулся к подвалу и сквозь открытый вход увидел - внизу, на глубине трех-пяти метров, прямо в сапогах и шинели, на самодельном ложе лежит генерал. Красные лампасы на брюках виднеются из-под шинели. Багровое, одутловатое лицо явно восточного склада. На голове - папаха. Ясно, что здесь не для меня приготовлено место. Какие-то военные суетятся в глубине подвала. Рассматривать некогда, бомбардировщики не ждут. Сразу за подвалом увидел стог сена - всё же укрытие. Только дотронулся, сено посыпалось вниз и передо мной оказалось открытое окно замаскированного штабного "виллиса". На сидении валяется немецкий рюкзак. Быстро схватил его - и в сарай. Свист и грохот бомб подбросили меня уже в сарае. Кругом стоит пыль, клубится дым, горят машины, на площади дымятся свежие воронки. Посмотрел в рюкзак - сливочное масло, шоколад, печенье, сыр, сахар! Как раз мне на лечение! Немного поел, остальное спрятал в сарае и ушел на огневую. Забрался к ребятам, поварившим в хате и заснул.
Потом мне говорили, что ещё несколько раз немцы принимались бомбить деревню, но я спал до вечера и ничего не слышал.
На следующий день - 19 января, пришел приказ: отойти на отдых и переформирование. Исправную материальную часть вместе с людьми передать в 16 механизированную бригаду.
Кончился короткий зимний день. В балке, на еле заметной дороге выстраиваются оставшиеся машины. Машин мало, но откуда столько людей? Тут и солдаты, и офицеры, и повара, и оружейники, и связные, и ординарцы, - кого только нет в тылу! Никто из них сейчас не хочет остаться, все лезут в машины. Вперед проходят танки, кругом движение. Нас сменяет новая часть. Приходит сержант Юрданов с Федоровым, бывшим танкистом. Его танк сгорел у станции Гейковка. Пожилой, лет за 50, коренастый, с морщинистым круглым лицом, он возмущенно говорил:
- Смотри, сколько поналезло-то! И где только они околачивались?
Их миномет раздавлен танком.
- Ну, отвоевались, едем отдыхать, - довольно говорит Федоров.
Колонна машин медленно тронулась и за всю ночь, проехав километров 50, на рассвете 30 января остановилась в Митрофановке - в большом и богатом селе, раскинувшемся километров на 8-10 по балке. Здесь, в октябре 1943 года попал в окружение и был разгромлен немцами первый механизированный корпус. Свыше полутора тысяч солдат и офицеров укрыли от немцев местные жители.
1 РЮТИН Ефим Ефимович, 1923 гр., уроженец с. Баргадай Зиминского р-на Иркутской обл. Призван в Красную Армию Ленинским РВК г. Иркутска в 1942 году. На фронте с октября 1943 года, наводчик 120-мм миномета минометного батальона 63-й мбр, рядовой. Награжден медалью "За отвагу" .
В 1985 году награжден орденом Отечественной войны I степени в честь 40-летия Победы
2 ШАТИЛО Ким Дмитриевич, командир танка 84-го танкового полка 63-й мбр, младший лейтенант
3 ЛОБАНОВ Иван Андреевич, 1925 гр., уроженец с. Реши Петрокаменского р-на Свердловской обл. Призван в Красную армию Петрокаменским РВК в январе 1943 года. На фронте с октября 1943 года, командир расчета 82-мм миномета 1-го мотострелкового батальона, затем минометного батальона 63-й мбр, ефрейтор, сержант, старший сержант. Награжден медалью "За отвагу" , орденами Слава III степени , II степени и Красной Звезды .
Предыдущая глава Вернуться Следующая глава